Стратегия Кюша проста — град вопросов: вопрос Нади, его вопрос. Цель: заставить смотрителя нервничать, сбить с него спесь.
— Назовите, пожалуйста, свое имя, фамилию, адрес, возраст и место рождения. Семейное положение и профессию.
— Андре Казимир Луи Этьенн, родился десятого июня тысяча девятьсот пятьдесят пятого года в Гренобле. Холост. Проживаю у профессора Шане в Сент-Эмильоне, улица Пренс-Фери, дом пять. Профессия — смотритель винного склада.
— Браво, вы ничего не упустили, чувствуется привычка. С каких пор вы работаете у месье Шане?
— С июля тысяча девятьсот девяносто первого года.
— Почему вы не сообщили нам о своей судимости?
— Вы меня об этом не спрашивали, мадемуазель.
— Месье Шане знает о вашем прошлом?
— Да.
— Как вы с ним встретились?
— После вооруженного нападения в тысяча девятьсот восемьдесят втором году… Я получил пулю в левое плечо. Меня оперировал профессор Шане, он спас мне жизнь.
После такого признания Кюш уже не должен был терять инициативы. Он решил использовать образ бесцеремонного полицейского, обращаясь к Андре на «ты». Надя перестала записывать показания.
— У нас с тобой проблема…
Кюш смотрел ему прямо в глаза. Андре не дрогнул.
— Месье Андре, сегодня утром вы мне сказали, будто спали, когда мы пришли за профессором Шане. Вы подтверждаете ваше показание?
— Да, подтверждаю. Я спал, мадемуазель.
— Похоже, ты страдаешь амнезией или сомнамбулизмом… Ибо вчера около половины двенадцатого твое тело прогуливалось по городу.
Андре ничего не ответил.
— Месье, я повторяю вопрос: что вы делали вечером между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого?
— Я спал, я только что сказал вам…
— А тебе известно, что с твоим прошлым на этот раз ты рискуешь получить пожизненный срок.
— Вы главный подозреваемый в деле убийства Марселя Марьетта… Напомнить вам вчерашнюю вашу стычку в хранилище? Марк Борден и Бенедикта Тардьё… вам что-то говорят эти имена?
— Это двое студентов, которых мы обучаем в поместье.
— Так вот я цитирую ваших студентов: «Даю тебе время до завтра, ясно?» О чем вы должны были говорить с Марьеттом сегодня?
— Он должен был взять пробы, вот и все.
— Ты последний, кто видел Барбозу в ночь его исчезновения. И опять никаких свидетелей!
Андре промолчал.
— Послушайте, пресса не дает нам покоя, прокурору нужен виновный, и, если вы нам не поможете, мы ничего не в силах для вас сделать…
— Давай выкладывай, чем ты занимался вчера вечером.
— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.
— Послушай, не валяй со мной дурака, иначе я закую тебя в наручники…
— Завтра ваш портрет будет красоваться на первых полосах всех газет…
Андре продолжал упорствовать в своем молчании.
— Что ты делал семнадцатого около двадцати трех часов?
— У меня есть алиби.
— Нет!
— Я был вместе с профессором Шане.
— Твой хозяин сказал, что ты ушел в половине одиннадцатого.
— Возможно, я не смотрел на часы. Зато я уверен, что сразу пошел домой спать.
Надя Маджер, которая прошла хорошую школу, с нескрываемой насмешкой заметила:
— Самое досадное, месье Андре, что у вас никогда не бывает алиби. И каждый раз, как вы спите, совершается убийство.
Кюш буквально взорвался:
— Черт бы тебя побрал, прекрати издеваться надо мной!
Смотритель винного хранилища оставался невозмутимым. Надя снова начала записывать.
— Хватит, сажаем его!
— Если я не ошибаюсь, у меня есть право на один звонок.
Кюш с досадой протянул ему телефон. Неподходящий момент для нарушения законной процедуры.
— Давай!
Андре набрал номер:
— Алло… Да, это я… Боюсь, что задержусь… Меня только что арестовали за убийство месье Марьетта… Да… Спасибо.
Открыв дверь, Кюш обратился к дежурному полицейскому:
— Вызовите жандармов из Либурна, пусть подержат его до завтра. Я не желаю больше его видеть. — Затем, повернувшись к Наде: — Я звоню прокурору.
Капитан провел у телефона полчаса. Теперь его начальство в лице комиссара Журдана полностью в курсе состояния дел. Сам прокурор Пуаре одобрил содержание под стражей бывшего преступника. По характеру он Жавер[27] и относился к той категории людей, которые считали, что оступившийся человек рано или поздно согрешит опять. Что же касается Кюша, то у него не было ни малейшей уверенности в виновности Андре. Зато он нисколько не сомневался, что тот не говорил правды.