Из-за влияния Маркса и его последователя Зомбарта понятие «капитализм» стало общеупотребительным. Стоит вспомнить, что его популяризировали люди, не только путавшиепродуктивное предпринимательство и рыночный обмен с жизнью за счет налогов, собранных с других, но и выступавшие за отмену частной собственности, рынка, денег, цен, разделения труда, за демонтаж всего «здания» либерализма: прав личности, свободы совести, свободы слова, равенства всех перед законом и демократического строя с конституционным ограничением полномочий государства.
Нередко, как это случается с многими понятиями, имеющими негативный подтекст, термин «капитализм» подхватывали те самые сторонники свободного рынка, против которых он использовался. Однако из-за истории его употребления интеллектуалы, называвшие «капитализмом» систему, за которую они выступали, или просто использовавшие это слово как нейтральный научный термин, оказывались в невыгодном положении, поскольку 1) он имел двусмысленное значение, относясь как к свободному предпринимательству, так и к паразитизму на налогах и покровительстве государства, и 2) почти всегда использовался в негативном смысле.
Некоторые предлагают вообще отказаться от этого термина из-за его противоречивости и идеологизированности [18] . Подобный вариант выглядит соблазнительно, но здесь есть одна проблема. Просто разрешать людям свободно торговать, руководствуясь соображениями прибыли и убытка, конечно необходимо для экономического прогресса, но для создания современного мира этого недостаточно. Современная рыночная экономика и возникла из вихря институциональных, технических, культурных, художественных и социальных инноваций, преодолевающих рамки обмена яиц на масло, и подстегивает этот вихрь. Современный рыночный капитализм обновляет жизнь не с черепашьей скоростью движения ледников, а все быстрее и быстрее – именно это так пугало в современном мире и социалистов (в частности, Маркса), и их союзников – консерваторов-антирыночников. В своей работе «Капитализм, социализм и демократия» Йозеф Шумпетер подвергает критике тех, для кого «проблема» состоит в том, «как капитализм функционирует в рамках существующих структур, тогда как действительная проблема в данном случае состоит в том, как он создает и разрушаетэти структуры» [19] .
Современный свободный рынок – это не просто площадка для обмена, подобная существовавшим еще в древности ярмаркам. Для него характерны волны «созидательного разрушения»; то, что было новым десять лет назад, сегодня уже устарело и заменяется усовершенствованными вариантами, новыми устройствами, институциональными формами, технологиями и методами взаимодействия, которые раньше и представить себе было невозможно. Именно это отличает современный свободный рынок от прежних рынков. И лучший из имеющихся терминов, позволяющий отличить рыночные отношения, создавшие современный мир, от тех разновидностей рынка, что им предшествовали, – это понятие «капитализм».
Однако капитализм – не синоним беспорядка. Это одна из форм спонтанного порядка, рождающаяся в ходе определенного процесса (некоторые авторы называют его «формирующимся порядком»). Подобные инновации становятся возможными благодаря предсказуемости, обусловленной прочностью верховенства закона и гарантированных прав. Как отмечает Дэвид Боуз на страницах The Futurist, «разглядеть порядок в кажущемся хаосе рынка всегда было непросто. Несмотря на то что ценовой механизм постоянно направляет ресурсы туда, где они используются эффективнее всего, внешне рынок кажется прямой противоположностью порядка – фирмы банкротятся, люди теряют работу, благосостояние неравномерно, инвестиции зачастую растрачиваются впустую. Динамичная Эпоха инноваций покажется еще более хаотичной: гигантские бизнес-структуры будут вырастать и разрушаться быстрее, чем когда-либо прежде, а гарантированную занятость будут иметь все меньше работников. Однако наделе повышение эффективности транспорта, связи и рынков капитала обеспечит еще более высокий уровень порядка, чем в условиях рынка в промышленную эпоху.
Главное – не позволять государству принудительными методами «устранять эксцессы» или «направлять» рынок в сторону желательных для кого-либо результатов» [20] .
Рыночный и кумовской капитализм Чтобы избежать путаницы, вызванной двусмысленным употреблением термина «капитализм» мыслителями-социалистами, необходимо проводить четкое различие между рыночным капитализмом и «кумовским» капитализмом – системой, из-за которой так много государств погрязло в коррупции и отсталости. В ряде стран богатство во многих случаях становится синонимом высокой политической должности или означает, что его владелец (реже владелица) – родственник, друг или сторонник (одним словом, «кум») кого-то из власть предержащих и его богатство связано не с производством полезных товаров, а с привилегиями, которые государство представляет одним людям в ущерб другим. Как это ни прискорбно, понятие «кумовской капитализм» все больше характеризует и экономику США – страны, где обанкротившимся фирмам все чаще «помогают» за счет средств налогоплательщиков, где национальный капитал превращается в улей, кишащий соискателями на «присвоение ренты» – лоббистами, бюрократами, политиками, консультантами, продажными писаками, где чиновники из Министерства финансов и Центробанка (Федеральной резервной системы) решают, какие фирмы облагодетельствовать, а каким навредить. Подобное коррумпированное кумовство нельзя отождествлять с рыночным капитализмом – системой производства и обмена, основанной на верховенстве закона, равных правах для всех, свободе выбора, торговли, инноваций, дисциплинирующих ориентирах прибыли и убытков, праве на плоды собственного труда, накоплений, инвестиций, отсутствии опасений, что они будут конфискованы теми, кто вкладывался не в производство полезных товаров и услуг, а в политическую власть.
Волны перемен, порождаемые рыночным капитализмом, часто вызывают недовольство традиционных элит. Они считают, что представители меньшинств наглеют, а низшие классы забыли свое место. Еще больше их шокирует тот факт, что рыночный капитализм позволяет женщинам занять подобающее место в обществе. Подрывается незыблемость социального статуса. Люди формируют взаимоотношения, основанные на добровольном выборе и согласии, а не на привилегиях, доставшихся им по праву рождения и социального положения [21] . Ненависть консерваторов крыночному капитализму, столь тщательно обобщенную Марксом и включенную в его собственные теории, отражает возмущение подобными переменами, а зачастую– и утратой привилегий. Лео Меламед (почетный председатель СМЕ Group, а в прошлом – Чикагской товарной биржи, биография которого – он сумел спастись от гестапо и КГБ, а затем произвел революцию в мировых финансах – представляет собой выдающуюся историю мужества и дальновидности) на собственном опыте сделал вывод: «На финансовом рынке Чикаго главное не то, кто вы такой – ваше происхождение, семья, физическое состояние, пол, – а ваша способность понимать нужды потребителей и тенденции развития экономики. Все остальное большого значения не имеет» [22] . Поддержка рыночного капитализма равносильна поддержке свободы менять мир, вносить в него что-то новое, изобретать. Она означает готовность принять перемены, уважение к праву других делать все, что они захотят, с тем, что им принадлежит. Она означает создание условий для появления новых технологий, научных теорий, художественных форм, новой идентичности и новых взаимоотношений. Она означает поддержку свободы создания материальных благ – единственного инструмента борьбы с бедностью. (У богатства есть причины, а у бедности нет. Бедность – это результат того, что богатство не создается, но богатство – не результат того, что не создается бедность [23] .) Она означает поддержку освобождения людей и реализации ими своего потенциала.