Левон слушал, опустив голову, и хмуро молчал.
- Ну, вот что! Даю тебе срок до зимы. Выбери себе невесту.
Левон поднял голову и в глазах его вспыхнул упрямый и мрачный огонь.
- Отец, я люблю Ншан! – неожиданно для себя выпалил он. Только для себя. Потому как все давно знали его тайну.
- Сын мой, - понизив голос, мягко возразил Мигран. – Я понимаю тебя. Ншан – девушка замечательная. Ты увлечен ею с детства. Возможно потому, что она всегда была рядом, за соседским забором. Но ведь теперь она слепая. Посуди сам, вместо помощницы ты привел бы в дом обузу.
- Она не хуже других справляется с домашней работой.
- Ну а когда она станет матерью. Как она будет ухаживать за детьми? На ощупь?
- Замолчи... Замолчи!!! – Левон вскочил, отшвырнув стул, и бросился вон из дому.
Его сердце переполняло отчаяние. Отец задел самое уязвимое место: мать, не видящая своих детей. Что может быть ужаснее! Он – другое дело. Она видела его прежде чем ослепла. Она помнит. Но дети! Никогда-никогда не узнать, как выглядят твои собственные дети? И как они, их будущие дети, станут относиться к нему, своему отцу? Не обвинят ли они его в том, что это он выбрал для них слепую мать?
Левон вернулся домой глубокой ночью. Вошел крадучесь, чтобы не разбудить родителей. Напрасно старался – отец с матерью сидели за пустым столом, накрытым крахмальной белой скатертью и терпеливо его ждали. Их неестественно торжествен-ный вид удивил и напугал Левона. Он остановился посреди комнаты, вопросительно глядя на родителей.
Ни в чем не упрекнув его, отец тихо сказал:
- Присядь к столу, сынок.
Левон послушался. Сложив, как в детстве, руки на коленях, он молча ждал.
- Мы с матерью все обсудили. – Теперь голос Миграна зазвучал торжественно. – И вот наше решение: Мы не хотим, не имеем права ломать твою жизнь... не те теперь времена. У каждого своя судьба, свой крест... – Он умол и посмотрел на жену, давая ей слово.
- Ншан так Ншан, - проговорила Анаид, глядя не на сына, а куда-то в сторону, будто боялась встретиться с ним взглядом. – Будь по-твоему, Левушка. Мы знаем ее с детства. Она хорошая девочка. К счастью, мы еще не стары. Поможем.
Левон смотрел на родителей полными слез глазами и сердце его радостно коло-тилось. Он всегда знал, что его отец и мать – лучшие родители в мире... Конечно же он не заснул до самого утра. Ему не терпелось побежать к Ншан и рассказать ей обо всем.
Медленно, ох, как медленно переползало Солнце через вершину горы, заслоняв-шей горизонт. Впрочем, никто никогда не видел в здешних краях горизонта – лишь убегающие вдаль вереницы горных хребтов, каждая следующая голубее, воздушнее, прозрачнее. Горы здесь, наверное, единственное, в чем не было недостатка. Да не просто горы – скалы! А если земля, так непременно усеянная валунами, некогда исторгнутыми огнедышащими жерлами вулканов, ныне до поры до времени безмятежно спящих.
Воду поднимают в село по трубам со дна ущелья. Зимой ручей иногда промерзает, а летом в любой момент грозит пересохнуть. Ровная площадка, которую можно засадить или засеять, тоже редкость. Новый дом поставить и то негде. Так и живут, в вечной борьбе с природой, в вечной от нее зависимости. Вот и бежит молодежь в город. И он бы давно ушел... если б не Ншан. Словно приворожила она его. Незрячая, а держит сильнее прежнего. Он и жизни-то себе не мыслит без нее. Даже глядеть, как ловко она чистит картошку, и то удовольствие.
Солнце отделилось, наконец, от горы и свободно воспарило в туманном, сонном небе – значит, тетушке Сильвии пора идти на работу, а Ншан уже встала.
Левон вскочил. Умылся, выбрил лицо, тщательнее обычного... как будто она могла это заметить. Наскоро проглотил приготовленный матерью завтрак, даже не поняв, что ел, и выбежал из дома, словно боялся опоздать, словно все решали минуты. Мать задумчиво смотрела сыну вслед.
* * *
Ншан видела во сне себя купающейся в студеном ручье. Плакучая ива полоскала рядом с ней свои длинные зеленые косы. Ншан любовалась ими – они были нежные, тонкие, гибкие. Солнце игриво искрилось сквозь листву, смеялось бликами в беспокойной воде. «Какой хороший сон!.. Какой хороший сон», - как молитву, повторяла во сне девушка и во сне же боялась, что он вот-вот кончится.
Страхи ее не были напрасными. Солнце вдруг исчезло, а вместе с ним – веселое журчание ручья. Воды его почернели, опали, застыли, будто внезапно скованные черным льдом. Ншан ощутила себя вмурованной в этот холодный твердый лед, в черноту. Ей стало безумно страшно... Она проснулась от собственного крика.
«Что бы это могло значить?», - подумалось Ншан на грани бодрствования и сна. И на той же грани пришел ответ: «Удел твой – одиночество». В следующий миг она забылась глубоким утренним сном.
По приятному теплу, коснувшемуся кожи, Ншан поняла – в комнату проникло солнце. Щебетание птиц из сада подсказало ей, что день будет ясным и теплым. В теле бездумным восторгом молодости играла бодрость. Увы, далеко не всегда ее посещал по утрам такой прилив энергии. Значит, природа ничем не угнетена и воздушные потоки свободно плавают на положенных им высотах, а земля пока не очень в обиде на небо за отсутствие влаги.
Впервые за все эти годы Ншан начала осторожно кружиться по комнате, напевая ту саму мелодию, под которую танцевала в день своего тринадцатилетия. Эту мелодию, как одну из самых веселых, Мигран с сыном играли обычно на свадьбах...
Онемев от восхищения и неожиданности, Левон приник лицом к подоконнику открытого настежь окна. Босая, в длинной ночной рубашке, с обнаженной шеей и руками, с ниспадающими ниже пояса каштановыми волосами, с блуждающей улыбкой на безмятежном лице, она показалась ему нереальной, сотканной из лунно-солнечного света.
- Ншан, - тихонько, чтобы не напугать, окликнул ее Левон.
Она слабо вскрикнула и замерла с прижатыми к груди руками, с по-детски полуоткрытым ртом.
- Зачем ты подглядываешь за мной!?.
- Прости, Ншан. Я пришел сказать тебе что-то очень важное. Я сгораю от нетерпения и не могу ждать, пока ты сама выйдешь в сад.
- Ладно, заходи.
Не дожидаясь второго приглашения, он тут же запрыгнул в комнату через окно. Теперь она неподвижно стояла совсем близко от него, босая, простоволосая, неодетая. Ведь для нее Левон оставался все тем же соседским мальчиком, с которым ее глаза попрощались семь лет назад. Не могла она видеть и себя.
- Говори же! Я слушаю.
Он приблизился, нерешительно и робко, взял ее за руки. Она казалась сейчас такой доверчивой, беззащитной. И такой нестерпимо близкой.
- Ншан, - прошептал он еле слышно. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя. Давно. С самого детства.
- Знаю. – Так же тихо отозвалась она, и ее дыхание, легкое, чистое, коснулось его губ. Ее пальцы хрустнули в его ладонях.
- А ты? Ты любишь меня?
- Я не имею права любить.
- Разве любовь нуждается в правах?
Он понял ее так, как понял бы любой на его месте: слепая девушка не смеет рассчитывать на разделенную любовь. Но Ншан вкладывала в свои слова совсем иной смысл.
Левон, не знавший ни одной девушки, многие годы изнывавший от невысказан-ных чувств, оказавшись впервые так близко к Ншан, потерял контроль над собой. Он сжал ее в своих объятиях.
Она не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки. Он наступал, она пятилась, пока не наткнулась на свою незастеленную постель.
Левон не рассуждал. Ему казалось, согласие родителей безраздельно отдало ему Ншан. Сегодня он пришел к ней не как друг, не как возлюбленный, а как ее будущий муж. Отныне и навечно они будут принадлежать друг другу...