— Умница, — пробормотал он, заезжая на заправку Джея.
Мы стояли в очереди за тако и обсуждали все, что произошло, пока я была в воздухе.
Вон продвинулся вперед и оперся локтем на стойку с пенни-конфетами.
— И физиотерапевт дал папе разрешение вернуться в поля с Кэшем и Раем, так что он этому рад. Он не умеет водить большие машины, но просто рад выбраться из дома.
— Я уверена, что мама тоже этому рада, — пошутила я.
Мы с Воном начали называть мисс Фэйт «мама». Иногда мы все же возвращались к «мисс Фэйт», от старых привычек трудно избавиться. Она была мамой, когда нам обоим это было нужно, и мне нравилось смотреть, как она сияла каждый раз, когда мы так ее называли.
— Да, так и есть. Если днем в большом доме будем находиться только мы с ней, то будет тишина.
— Вам нужен офис побольше.
— Шаг за шагом, тигренок. — Он поцеловал меня в макушку. — На данный момент я просто рад, что ферма без долгов и урожай почти собран.
— Джо-Джо! — крикнул Джей, повернув кепку козырьком назад. — Уже пора уходить?
Я выхватила из его рук пропитанный жиром пакет, а Вон вытащил несколько купюр.
— Ага. И это чертовски хорошо, потому что я умираю с голоду.
Он отдал честь Вону двумя пальцами и неохотно улыбнулся.
Наш разговор прервал выпуск новостей по телевизору над кассой. Даже Джей за прилавком перестал нарезать чоризо для гриля.
— Черт возьми, — прошептала я, широко раскрыв глаза.
Джеральда, помощника Эдварда Эллингтона, который почти год был чумой для Марена, в наручниках уводили из номера хьюстонского отеля. Экран разделился и показал городскую высотку, наводненную агентами ФБР. Компьютеры и бумажные файлы уносились стопками. И посреди обыска Эдварда Эллингтона уводили в наручниках.
— Ты сделал это, — сказал я, переварив увиденное.
Такие слова, как поджог и запугивание, читались на удрученном лице Джеральда, пока полицейские вели его к заднему сиденью полицейской машины. Репортер рассказал о многомесячном расследовании деловой практики «Вулкона».
Когда маленькие фермеры начали противостоять большому злому волку, «Вулкон» начал рыскать за пределами страны карьеры. Ведущий перечислил список нарушений компанией Закона о коррупции за рубежом. «Вулкон» дал сотни взяток высокопоставленным чиновникам, надеясь, что они проигнорируют экологические практики своей страны.
Вишенкой на торте стало расследование Комиссии по ценным бумагам и биржам (SEC) по факту искажения доходов.
Десятичные дроби — хитрые маленькие придурки.
Вон какое-то время смотрел старый телевизор, а потом рассмеялся. Он запрокинул голову и выл до тех пор, пока на глазах у него не выступили слезы.
— Это дело быстро завершилось, — сказал я, когда мы вышли из закусочной и направились к машине.
— Почти, будто кто-то очень хорошо узнал врага и сделал несколько телефонных звонков. — Он подмигнул и открыл мне дверь.
— Вон Томпсон, — шокировано сказала я. — Ты хочешь сказать, что изменяешь мне с еще одним смертельным врагом? Я потрошеная!
Он сел за руль и наклонился, чтобы поцеловать меня.
— Это был всего лишь небольшой флирт на почве ненависти, который закончился несколькими арестами. — Он чмокнул меня в губы. — Ты застряла со мной на всю жизнь, тигренок. Любить и ненавидеть на всю жизнь.
Я усмехнулась ему в рот.
— Ты знаешь, что говорят о врагах.
— Что, котенок?
Я запустила пальцы в его густые темные волосы.
— Надо держать их поближе.
Мы вернулись на ферму в рекордно короткие сроки. Наверное, потому, что Вон хотел снять с меня штаны, и меня это устраивало. Мы выскочили из машины, и он взял меня за руку и повел через салон. Мы вдвоем сидели на заднем крыльце и ели тако с грудинкой, пока солнце опускалось за линию деревьев. Я не могла себе представить жизнь лучше этой. Это было просто, но никто никогда не говорил, что простота — это плохо.
Бин свернулся калачиком рядом с нами и обиженно уставился на пустой бумажный пакет от Джея. Я наклонилась и положила голову на плечо Вона.
— Хочешь прогуляться? — спросил он.
Я застонала и закрыла глаза.
— Ты накормил меня тако и теперь ожидаешь, что я буду заниматься спортом?
Он усмехнулся.
— Всего лишь немного.
Вон любил гулять по полям, когда его что-то беспокоило. Несколько ночей после пожара, я замечала, что он выскользнул в темноту. Он всегда возвращался через час и обнимал меня до рассвета.
Возможно, именно это делает нас такими, какие мы есть: способность размышлять о том, что нас сформировало, зная, что элементы, которые нас создали, в конечном итоге не определяют нас.
Река может прорезать скалу, но именно скала определяет себя как каньон. Он может назначить себе новую, более великую цель, чем просто быть скалой, не способной противостоять воде.
Мы не камешки, швыряемые по прихоти волн. Мы — каньоны, выкованные болью и с большими целями. Слезы — не враг, ведь каньоны не испугает небольшой дождь.
Вон взял меня за руку, и мы пошли по тропинке к ангару. Получилась короткая прогулка вдоль взлетно-посадочной полосы.
Бин некоторое время пробежал рядом с нами, но потом одумался. Ленивый мешок с костями сначала отстал, а потом повернул обратно в хижину.
— Многое изменилось, — сказала я, пока мы шли вдоль полосы асфальта. — Ты уверен, что готов бросить свою жизнь в Чикаго и работать здесь полный рабочий день? — Я толкнула его бедром. — Что Тамара будет делать без тебя.
Он усмехнулся.
— Уверен, что она будет занята тем, кого назначат вместо меня. — Он поцеловал меня в голову. — Думаю, я никогда не осознавал, насколько я заменим, пока не захотел больше быть незаменимым. Бывшая жена считала, что меня можно заменить. Я, конечно, заменим для фирмы. Жизнь продолжается, и они не теряют ни секунды. — Он оглянулся на закат, пылающий над нами огнем. — Но не здесь.
— Мы нуждаемся в тебе. — Я наклонилась к его плечу. — Ты мне нужен.
Вон остановился как вкопанный и посмотрел на меня.
— Скажи это снова.
— Ты мне нужен. И я хочу тебя. — Я уставилась на асфальт и принялась изучать трещины и гребни. — Большую часть своей жизни я пыталась убедить себя, что нахожусь в безопасности. И я никогда по-настоящему не знала, что такое безопасность, пока не появился ты.
Не говоря ни слова, Вон взял меня за руки и опустился на одно колено. Я попыталась вырваться, совершенно напуганная этим жестом, но он не отпустил.
— Какого черта ты там делаешь? — закричала я.
Вон только рассмеялся.
— Посмотри на свой рекламный щит, тигренок.
Я взглянула на огромное чудовище, за которое Вон заплатил, чтобы просто позлить меня. Даже после того, как мы помирились, послание «Иди нах*й, Джо» не меняли.
До этого дня.
Огромными красными буквами было написано: «Выходи за меня, Джо».
— Вон…
В руке он держал маленькую черную коробочку с кольцом внутри. Бриллиант сверкнул в вечернем свете.
— Наша удача в том, что мы ни разу не видели друг друга кем-то иным, чем теми, кем являемся. Ты видела меня в худшем состоянии и не сбежала. Ты обвинила меня в моей чуши и не дрогнула, когда я сделал то же самое с тобой. — Он достал кольцо из коробочки и надел мне на палец. — Может быть, мы начали, видя худшее друг в друге, но я не сомневаюсь, что ты видишь во мне и лучшее. Потому что я вижу в тебе лучшее. И я хочу этого каждый день до конца своей жизни.
Я рассмеялась, осколки света отражались от ринга и прыгали вокруг нас.
— Спроси меня.
Вон нахмурился.
— Что спросить? — Он повернулся к рекламному щиту, будто не был уверен в правильности сообщения. — Я так и сделал.