42
роткое время в составе рабочих делегаций, и те, кто несколько лет жил в республике немцев Поволжья, как
Луиза Гадроссек. Вилли Будих, ставший инвалидом в ходе революционных столкновений 1918 г., по
нескольку лет жил в Советском Союзе, занимая ответственные посты в МОПРе и Институте Маркса-
Энгельса-Ленина. Павел Вальд был военнопленным, он уехал в Германию в 1921 г., работал в советском
торгпредстве в Гамбурге, но вернулся в 1934 г., отсидев полгода в концлагере за принадлежность к КПГ.
Среди временных эмигрантов были не только партийные деятели, но и режиссеры, учителя, врачи.
Длительным было пребывание в СССР и немцев, принятых на работу в аппарат Исполкома Коминтерна и
примыкавших к нему организаций. Даже если им показывали лакированную действительность, все же мир,
куда они приезжали «всерьез и надолго», не был для них совершенно чужим. В глазах рабочих он выигрывал
в сравнении с ситуацией в Веймарской Германии, особенно в годы мирового экономического кризиса — там
не было безработицы, праздных богатеев, парламентской говорильни, плотного полицейского контроля.
Даже с поправкой на то, что мы имеем дело лишь с определенной социальной группой, мобильной и легкой
на подъем, материалы АСД содержат в себе важную информацию о масштабах эмиграции из Германии после
Первой мировой войны. Массовая демобилизация, экономические неурядицы порождали избыток трудовых
ресурсов в стране, государство отнюдь не препятствовало тому, чтобы из него уезжали «лишние рты».
Напротив, Советская Россия была крайне заинтересована в притоке квалифицированной рабочей силы,
способной поставить крестьянскую страну на рельсы ускоренной индустриализации. Еще до установления
дипломатических отношений между двумя странами началась активная деятельность посреднических
контор, набиравших трудовых эмигрантов в Россию. Вербовщики обещали золотые горы, и на первых порах
им удавалось сколачивать довольно большие группы переселенцев.
Чаще других в АСД упоминается организация «Аусзидлюнг Ост», которая вела пропаганду среди рабочих
Берлина, Гамбурга, других крупных городов. По этой линии в Россию приехали Эрих Нейлитц, семьи
Дитрих и Нейшефер. Франц Бандельман показывал на допросе, что в их группе собралось около 250
человек. На теплоходе, который отправился из Штеттина в Петроград, вместе с Готфридом Бандом было 380
переселенцев из Лейпцига.
Большевистские власти старались разместить иностранных рабочих поближе к Москве. Саксонцы были
отправлены в Каширу, большая группа немцев прибыла на Коломенский машиностроительный завод в 1920
г. По показаниям Франца Дитриха, в ней было не меньше
43
120 человек. Условия труда и быта на предприятии оказались весьма далеки от тех, что обещали людям в
Германии. Дитрих интерпретировал ситуацию на допросе по-иному: «Большинство лиц, ехавших на
Коломенский завод, оказалось авантюристами и жуликами. По приезде в Коломну 80 человек отказались
работать и выехали обратно в Германию. Из числа оставшихся 40 человек через месяц-два уехали еще 16
человек, не желавших работать в СССР».
Тот, кто планировал обосноваться в сельском хозяйстве, приезжал всей семьей с огромным скарбом, таких
отправляли на Юг России, на плодородные земли. Вильгельм Филиппиак прибыл в составе 30 семей из
Германии, которые основали в 1924 г. коммуну-совхоз «Красная Германия» в сальских степях недалеко от
города Азов. Фридрих Рейзе, прибывший в Россию в 1921 г., тоже попытался основать земледельческую
колонию, но так и не справился с сопротивлением бюрократической машины. Практически никто из немцев, приехавших заниматься сельским хозяйством в начале 20-х гг., а их более десяти в базе данных, к 1937 г. не
остался в деревне. Все так или иначе устроились в городе, хотя и на самых низших этажах
профессиональной иерархии, что отражало общую тенденцию социального «замораживания» сталинской
России.
2. Нелегалы и перебежчики
«Нелегалами» на жаргоне оперативных работников НКВД назывались иностранцы, прибывшие в СССР без
соответствующего оформления документов. В ходе «массовых операций» в эту категорию стали включать и
тех, кого можно было бы назвать «официальным нелегалом». Речь шла о партийных функционерах,
бежавших от репрессий в своих странах без документов. Сотрудники отдела международной связи (ОМС)
ИККИ по согласованию с ОГПУ использовали для этого специальные переходы на границе, так называемые
«зеленые переправы». Ими активно пользовались представители компартий Польши, Западной Украины и
Белоруссии. Немцев же приходилось отправлять через территорию «санитарного кордона» либо с
фальшивыми либо с дипломатическими паспортами. Для подстраховки им давали провожатых с «чистыми»
документами. Уже упоминавшийся сотрудник советского торгпредства Бруно Альбрехт именно таким
образом вывез из Германии одного из лидеров КПГ Гуго Эберлейна88.
Из письма Альбрехта А. И. Рыкову от 28 августа 1929 г.
44
Альтернативным путем отправки «официальных нелегалов» в 20-е годы было использование советских
пароходов. Пройти на территорию порта в момент их разгрузки и погрузки было не слишком сложно —
докеры симпатизировали коммунистам, а капитан и команда, как правило, были в курсе дела. Так прибыл в
Советскую Россию Вилли Будих — на допросе он рассказывал, что восемь дней безвылазно просидел в
трюме, пока корабль не вышел в открытое море.
Но основную массу «нелегалов» составляли те, кто приехал на свой страх и риск. Среди них были и
убежденные сторонники Советской России, и откровенные авантюристы. Альфред Кензи летом 1932 г.
присоединился к транспорту из 85 евреев, переселявшихся в Биробиджан, хотя сам называл себя
чистокровным немцем. С одним из таких транспортов в СССР прибыл Вальтер Рефельд, однако жизнь на
Дальнем Востоке показалась ему слишком тяжелой. К моменту ареста он стал обычным «бомжом» без
прописки и документов, перебивавшимся случайными заработками на Рублевском шоссе.
Таких людей называли «перебежчиками», в 1937-1938 гг. эта категория почти без исключений получала
расстрельные приговоры. Первоначально перебежчики пользовались прозрачностью новых границ в
Центральной Европе — так, Оскар Цербе прибыл в Россию, примкнув к транспорту русских
военнопленных. Нелегально пересечь германо-польскую границу не составляло особого труда, советские же
пограничники не выдавали беглецов обратно. Достаточно экзотичным был морской вариант. Перебежчики
прятались в трюме советского парохода либо нанимались матросами на немецкий корабль и сбегали во
время стоянки в советском порту. Макс Кок прибыл в СССР первый раз в 1924 г., самовольно покинув борт
корабля в Архангельске. Через четыре года он вернулся домой, но в условиях кризиса вновь поспешил на
новую родину, воспользовавшись уже опробованным способом — дважды пытался сойти с корабля в Ле-
нинграде, но его водворяли обратно, на третий раз ему удалось совершить задуманное.
Перебежчиков, как поляков, так и немцев, направляли в карантинный лагерь НКВД, находившийся на
северном Урале в городе Серов. В лагере, по показаниям арестованных в 1937 г., находилось 5-6 тыс.
человек, процедура фильтрации продолжалась от нескольких недель до года. Тот, кому разрешали остаться в
СССР, не подвергался какой-либо дискриминации. Курт Зильберман поступил на учебу в медицинский
институт, Вальтер Рингман, напротив, стал типичным советским «летуном», по нескольку раз в году меняя
места работы и проживания.
45
Для своей полной легализации перебежчик должен был прийти в посольство Германии и получить