Отчаянно желая заменить мысли о доме хоть чем-то — чем угодно, — я переключаю внимание на чужие проблемы.
— И как тебе живётся с бывшим? — интересуюсь я.
— Знаешь, — неторопливо произносит она, опускаясь на стул напротив меня. — Очень даже круто.
— Серьёзно? — удивляюсь я, слегка выведенный из равновесия.
— Абсолютно. Единственная проблема — не могу решить, что лучшее во всей этой ситуации. То, что я сплю на кровати, пахнущей травкой и пивом, слушая как его новая подружка орёт во всё горло, что сейчас она оседлает своего личного хипстерского жеребца? Или то, что вышеупомянутая подружка ещё и спрашивает, нет ли у меня случайно лишних противозачаточных, которые она могла бы одолжить?
— Прям мечта, — резюмирую я, странно очарованный её иронией.
— Ага, так что, если решишь поменяться местами, дай знать.
— И позаимствовать тебе мою серебряную ложку? Ну уж нет.
Наши взгляды встречаются, и она чуть наклоняет голову. На секунду мне кажется, будто Стефани понимает меня. Будто она знает, что я полон проблем и моя жизнь — сплошной хаос, скрытый под люксовыми брендами и трастовыми фондами.
Никто из нас не вспоминал ту странную ночь на вечеринке. Как будто её никогда и не было, но это смешно, ведь ничего такого не случилось. Однако я солгу, если скажу, что редко думал о том, как бы она ощущалась в моих руках. Как бы она посмотрела на меня и увидела.
«Господи, Итан, — думаю я, разминая шею. — Осталось только матку пересадить, и ты станешь полноценной бабой».
Я первым разрываю зрительный контакт, не давая себе сотворить что-нибудь глупое. Например, опустошить желудок на едва знакомого человека.
Вместо этого указываю подбородком на её блокнот.
— Ведь весь киношный бред, о котором ты болтаешь, есть тут. Ты же всё записала, правильно? Презентация на доске повышает самооценку?
Она теребит пальцами одну из своих миллиардов серёжек.
— Ты меня подловил. Ничего не приносит такого удовольствия, как объяснять базовую структуру сюжета избалованному придурку, глазеющему на мои сиськи.
— И на уши, — добавляю я, жестикулируя. — Если не хочешь, чтобы на твои «дыньки» пялились, может, стоит их прикрыть?
Стефани пожимает плечами, вытворив фантастический трюк вышеупомянутыми близняшками.
— Сейчас середина лета. И у меня есть дела поважнее, чем угождать похотливым придуркам из братства.
Я стреляю в неё из сложенных в «пистолет» пальцев.
— Но этим ты и занимаешься. Тратишь время на озабоченного хипстера-ковбоя, чьи интимные части тела «блудят» с девчонкой, желающей разделить с тобой пачку противозачаточных.
Ни капли не изменившись в лице, она захлопывает блокнот и закидывает его в рюкзак.
— Что ж, это был отличный урок. Хороший, весёлый повод для траты времени.
— Постой, — прошу я, выставив руку, чтобы перехватить её за запястье. — Прости, я был рассеянным… у меня просто не получается здесь сосредоточиться, понимаешь? Лето и библиотеки несовместимы.
— Так бывает, когда записываешься на летний элективный курс. Чем ещё нам заниматься?
Я впиваюсь в неё взглядом, пытаясь понять, серьёзно она или нет. Да, совершенно серьёзно.
Качаю головой.
— Знаешь, для студента, изучающего искусство, у тебя скудноватое воображение. Есть хочешь? Давай я накормлю тебя в обмен на дискурс по фильмам восьмидесятых.
— Я могу пойти поесть, — подаёт она голос. — Но даже не вздумай повести меня в одно из тех спесивых мест, где выбор огромный, а тарелки чудовищно крошечные.
Закатываю глаза.
— Не проблема. Вот только отменю все десять броней, которые я сделал в надежде, что мой партнёр по кино-классу захочет пойти на ужин из десяти блюд в четыре часа дня.
— Ты очень саркастичный.
— Я? — переспрашиваю у неё. — Милая, у астронавтов еда не такая сухая, как твоё чувство юмора.
Её взгляд падает на стол, и до меня запоздало доходит, что я чересчур до-о-олго держу её за руку. Вдруг я осознаю, что у неё очень мягкая кожа и приятный запах. Поэтому мне требуется ещё целых десять секунд, чтобы окончательно освободить её руку.
Раздражённо отмечаю, что пальцы горят, и то, как она одёргивает руку, наводит на мысль, что я не единственный, кто так нелепо возбудился от этого лёгкого целомудренного контакта.
Десять минут спустя мы пересекаем кампус, направляясь к «Заколотому ягнёнку» — одному из моих любимых ресторанов вблизи университета. У него своеобразный зомби-стилёк, так что моя приятельница мини-Мортиша отлично туда впишется.
— Ненавижу Нью-Йорк летом, — бормочет Стефани, одёргивая свою крошечную майку. Уже было решаю предложить ей дёрнуть чуть сильнее, дабы оценить, справятся ли лямки со своей задачей, но потом вспоминаю о собственном полувозбуждённом состоянии после наших прикосновений. Лучше мне сейчас не лицезреть её грудь.
Даже если я становлюсь до неловкости одержимым ею.
Заталкиваю эту мысль подальше.
— Зачем же ты тогда здесь торчишь? — спрашиваю, открывая дверь и пропуская её в паб.
— Что?
— Почему не едешь домой на лето? Или эти занятия настолько классные?
— Я от них в восторге.
Она говорит это с энтузиазмом служащего автоинспекции, за что я бросаю на неё взгляд.
— А-ага. В таком восторге, что готова мириться с этой мерзкой погодой? В таком восторге, что готова жить на диване бывшего парня, который изменил тебе?
Стефани ведёт плечами, поджимая губы в жесте, на универсальном женском языке означающем «Не хочу об этом говорить».
В такую рань заведение практически пустует, поэтому мы без труда находим столик в углу, где можно будет разложить все её скучные записи, если до этого дойдет.
Вот только, как ни странно, в данный момент мне совершенно наплевать на этот проект. Возможно, причина в том, что печаль любит компанию, иначе как объяснить, что я продолжаю нашу беседу:
— Так где твой дом?
Она прячет лицо за меню, и какой-то миг мне кажется, что ответа не последует.
— Я из Род-Айленда.
Прогресс. Хотя не знаю, почему меня это волнует.
— И какое там лето? Лучше, чем здесь?
Ещё минута тишины.
— Я не была там несколько лет.
Я выбиваю меню из её рук, чтобы заглянуть ей в лицо. Возможно, я немного похожу на пещерного человека, но вряд ли она столкнулась с тяжелым выбором блюда. Тут два варианта: либо начос, либо куриные крылышки.
— Ты не была дома несколько лет?
— Технически, наверное, это не мой дом. Уже.
Даже с дверной ручкой разговор получился бы более информативный, но я всё равно продолжаю давить.
— И теперь ты живёшь в?..
Она раздражённо фыркает.
— Теперь мой отец живет в Северной Каролине.
— Значит… твой дом в Северной Каролине.
— Нет.
— А-а-а, — выдаю я, позволяя этому звуку нести сразу несколько значений. Словно я секу, о чём она. И что достаточно странно, думаю, так и есть. Возможно, вот это всё «дом уже не настоящий дом» отчасти и сделало её такой сварливой.
— А ты что, учишься теперь на факультете психологии? — огрызается она.
— Не-а. Просто видел все классические фильмы для подростков. Страдания, связанные с родителями — это данность, — произношу я, вставая, чтобы принести нам пиво и что-нибудь поесть.
— Что ж, видимо, только такие фильмы ты и смотрел! — кричит она мне вслед.
Раз уж я стою к ней спиной, мне не надо скрывать улыбку. Всё в Стефани Кендрик направлено на уничтожение стояка, но мне это вроде как нравится.
«Или же тебе просто нужно напоминание о том, что у других жизнь может быть похуже твоей, чтобы ты перестал жалеть себя».
— Как дела, Прайс? — спрашивает бармен, пока мы обмениваемся нашим фирменным рукопожатием, из которого, надеюсь, мы скоро вырастем. — Кто твоя новая девушка?
— Это не моя девушка, — отвечаю, вытаскивая бумажник и выкладывая несколько купюр. — Она партнёр по учебе.