— Я собрала вещи у Дэвида, — говорит она, извлекая помидор из своего сэндвича, прежде чем откусить от него кусок.
Вытряхнув немного кетчупа, макаю в него картошку-фри.
— И как он отнёсся?
— Он вроде как был немного в шоке, что ты занял его место. Всё называл тебя качком-чистоплюем.
— Это типа противоположность ботану-неряхе?
— Типа того. А ещё всячески предупреждал меня «не встречаться не с теми», но в остальном был очень даже спокоен.
— Значит, ты не рассказала ему, что это ненастоящие отношения?
— Не-а. Он заставил меня жить с девчонкой, с которой изменил мне. Он не заслужил моей честности.
Я согласно киваю.
— А что с семьёй? Ты рассказала им?
Чувствую, как она напрягается.
— Нет, я ничего им не говорила.
Её тон даёт ясно понять — конец дискуссии, но меня мучает любопытство. Она ведь никогда не рассказывает о своей семье.
— Ты хотя бы сказала, что переехала?
Она фыркает.
— Мой отец до сих пор думает, что я снимаю квартиру у кузины. А учитывая, что она племянница моей мамы, он вряд ли узнает правду.
— Твои родители в разводе? — спрашиваю я, складывая картинку.
— Мы можем не делать… этого? — просит она, покружив пальцем, будто желая объять весь наш разговор.
— Ладно, — небрежно отзываюсь. — Но если ты собираешься изображать из себя мою девушку, то мне нужно будет знать хотя бы основные факты о твоей жизни.
Несколько секунд она хранит молчание.
— Я правда не люблю говорить об этом, Итан.
Её голос совершенно серьёзен, и я чувствую себя паршиво за свою попытку надавить, пусть мне и любопытно, почему она ведёт себя, как пума в воде, когда речь заходит о её семье.
— Ладно.
Мы сидим в дружеской тишине ещё немного, доедая обед: я досматриваю последние минуты игры, а она копается в телефоне.
— Когда мы сможем забрать вещи от Дэвида? — спрашивает Стефани, пока я расплачиваюсь. Она настойчиво запихивает мне двадцатку в бумажник, и я позволяю. Позже верну их ей в сумочку.
— Через несколько остановок, — говорю я, показывая принести счёт.
Она подозрительно морщит носик.
— Каких ещё остановок?
— Нам нужно купить тебе новую одежду, — выпаливаю я.
Стефани хмурится.
— Я ведь уже сказала «нет». Помаду цвета жвачки, снобистские духи и дорогущую причёску ещё можно перетерпеть, но я хочу остаться при своей одежде.
Как бы сильно я ни любил эти крошечные майки и её бесконечный запас обтягивающих футболок, текущий гардероб Стефани не прокатит.
— Представь, что мы находимся в фильме, — говорю я. — Думаешь, это полупреображение сработает? Нам нужна полная трансформация!
Она грызёт губу, и я уже понимаю, что она осознаёт мою правоту.
— Ладно. Но только несколько вещей, и я буду носить их лишь рядом с твоей семьёй. Дома я оставляю за собой право надевать, что мне захочется.
Дом. Который мы будем делить. Отрываю глаза от её рта.
— Справедливо, — заключаю я.
— И никакого розового.
Я медлю, представляя себе Оливию и других своих подруг-аристократок.
— Немного розового всё равно придётся купить.
— Итан…
— Он будет красиво на тебе смотреться.
Лучше бы я промолчал. Она выглядит недовольной.
— Разве по мне скажешь, что я из тех, кто печётся о внешности?
Если честно, то да. Скажешь. Думаю, она печётся об этом гораздо больше, чем показывает.
— Как насчёт того, чтобы оставить это на усмотрение консультантов? — говорю я, надеясь на перемирие. — Если они предложат розовый, то ты подумаешь об этом. В противном случае я не стану настаивать.
— Никакого розового, — снова бормочет она и соскакивает с барного стула, подхватывая пакет и сумку. Но терпеливо ждёт, пока я расплачусь, и позволяет мне повести её в сторону «Блумингдейла».
— Держу пари, ты уже жалеешь, что не нашёл более сговорчивую статую для участия в твоей шараде, — говорит она, пока мы пробираемся через привычную для центра города толчею.
Я оглядываю её блестящие каштановые волосы и свежее лицо.
Как ни странно, нет, я ни о чём не жалею.
Глава девять.
Стефани
— Стефани, ты там?
Я погружаюсь глубже в ванну, наслаждаясь тем, как пузыри угрожают перелиться через бортик ванны, но не решаются.
— Нет, — кричу через дверь. — Я вышла сделать кое-какие дела!
— Можно войти?
Можно ли ему войти?
— Серьёзно, Прайс?
— Ты на унитазе или что?
— Нет! Но обычно нормальные люди не просятся в занятую ванную комнату!
На несколько мгновений воцаряется тишина.
— Я хочу поговорить о выходных.
Из меня вырывается тяжёлый вздох. До сих пор у меня отлично получалось не думать о выходных. Я живу во второй спальне Итана уже восемь дней — восемь чудесных дней без забот о горячей воде, мышеловках и тараканах, — без труда позволяя себе игнорировать тот факт, что деньгами я за своё пребывание в раю не расплачиваюсь, ведь моя плата будет включать в себя совершенно иное: моё достоинство.
— Поговорим, когда я вылезу из ванны, — отзываюсь я.
— Ага, конечно. Ты притворишься, что ушла спать, как делала это последние три вечера.
Проклятье. Раскусил.
— Я вхожу.
Ручка поворачивается, и я пронзительно взвизгиваю:
— Нет!
Почему я не запираю дверь? Ах, да. Потому что мне и в голову не могло прийти, что кто-то способен сюда ворваться.
Но он уже просунул голову в дверной проём, прикрыв глаза рукой.
— Ты прикрыта?
— Итан, сказала же: я в ванне.
— Но в ней ведь есть пена? Если судить по большинству девушек, то ты вылила полбутылки, так что пена скрывает самые интересные места.
Это правда. Я вылила полбутылки. И единственная видимая часть моего тела — голова.
— Ладно, — ворчу я. Всё равно его уже ничто не остановит. Такое ощущение, будто он думает, что наше «партнёрство» сделало из нас друзей навеки. Платонических друзей — это он прояснил чётко.
— Это всё очень напоминает «Красотку», — замечает он, присаживаясь на бортик ванны, словно это совершенно нормально — беседовать с голой девчонкой, не являющейся его девушкой. По крайней мере, не являющейся его настоящей девушкой.
— Начинаю жалеть, что показала тебе этот фильм, — жалуюсь я.
— На тебе ни капля макияжа, — отмечает он, разглядывая моё лицо.
— Странно, правда? Потому что обычно перед тем, как забраться в ванну, я выряжаюсь по полной программе.
Он глубоко вздыхает.
— Как, по-твоему, ты сможешь сбавить свой сарказм перед знакомством с моими родителями?
Я окидываю его быстрым взглядом.
— А ты сможешь сбавить свой сарказм в присутствии своих родителей?
— Дельная мысль. Но для начала нам нужно немного обсудить наш план игры для ужина на этих выходных.
Я смыкаю веки и откидываю голову на бортик, пытаясь сделать вид, будто чувствую себя расслабленней некуда. Но, если начистоту, мне страшно. Конечно, у меня есть новый образ Поллианы, новая причёска, и ещё я почти уверена, что он украл мои тени стального оттенка, потому что не могу их найти… Всё-таки прошло очень много времени с тех пор, как я пыталась быть милой. И я не просто так бросила эту затею.
— Почему вы больше не вместе? — спрашиваю я, желая вывести его из равновесия, как он выводит меня. — Если мы собираемся сделать это по-настоящему, мне нужно знать все подробности.
Его взгляд на мгновение мрачнеет, после чего он просто пожимает плечами, удобнее устраиваясь на бортике ванны.
— Все подробности? А ты мне рассказываешь про ситуацию у тебя дома?
У меня сводит живот от этого замечания, но его можно понять, ведь это я установила правила: никаких деталей, никаких рассказов о личной жизни.
— Ладно, — успокоившись, говорю я. — Но хотя бы помоги мне понять, почему твоя мама принимает такое участие в твоих отношениях.