— Когда ты собиралась рассказать мне? — спрашивает он спокойнее, но таким же холодным тоном.
Я раздражённо всплёскиваю руками, отбросив попытки собрать вещи.
— По-моему, я только что как раз это и сделала.
— Только потому что я спросил.
— Я не отчитываюсь перед тобой, Итан! — восклицаю, сытая по горло его ребяческой реакцией. — Можешь проделывать эту хрень с контролем со своей следующей девушкой, но не смей испытывать её на мне!
Он встречается со мной глазами.
— Ты не моя девушка.
Вот именно. Я на миг прикрываю глаза.
— Ты знаешь, о чём я.
Итан проводит рукой по шее, и я ненавижу себя за то, что начинаю обожать этот жест.
— А наш сценарий?
— Мы его закончим. Нам не нужно сдавать его в ближайшие две недели, и у нас уже есть большая часть основных сцен.
Он об этом не знает, но я добавила эпизод с диваном в список сцен — опустив, конечно, резкий конец. В нашем фильме героиня не будет подпорченным товаром, которая даже не знает, был у неё секс или нет. В фильме Тайлер и Кайла достигнут своей стадии «консуммации». Профессор Холбрук сказал, что ему нужен конфликт. А секс определённо добавит конфликта.
До сих пор не знаю, испытываю я облегчение или разочарование от того, что конкретно это развитие сюжета не будет основано на реальной жизни.
— Что будет с концом? — интересуется он.
— Останется открытым, — уже спокойнее говорю я, наклонившись, чтобы схватить сумку и поднять её на кровать. — Думала, может, мы почерпнём из этой поездки вдохновения. Типа большой размолвки с бывшей девушкой или вроде того.
Он расплывается в усмешке.
— Хочешь, чтобы я устроил публичную ссору с Оливией ради двухчасовых занятий?
— Ну, для развязки нам нужно что-то стоящее.
— Ты так себя ведёшь, будто я знаю, что это значит.
— Кульминация. Взрывной конец, — объясняю я. — Понятно, что до сих пор мы опирались на наш собственный опыт, но это не сработает для финальных сцен. Мы не можем позволить Тайлеру и Кайле тихонько раствориться в ночи.
— Как ты и планируешь.
— Как и ты, — парирую я, искоса посмотрев на него.
— Ну что ж, — произносит он, снова проведя рукой по шее. — Подозреваю, тебе это больше подходит. Ты же ненавидишь солнечный свет и всё с ним связанное. Красться в ночи — как раз твой стиль.
Он пытается вызвать у меня улыбку, но я осознаю, что не могу поддаться этому. На самом деле мне вообще не нравится это описание, и это пугает меня до чёртиков. Лучше бы мне не становится тряпкой спустя всего нескольких коротких недель высоких каблуков и коротких юбок.
Я чувствую, как он сверлит мою спину своим взглядом, когда поворачиваюсь, чтобы положить стопку чёрных рубашек в сумку, и хочу, чтобы он признал то, что ни один из нас не упоминал: тот факт, что мы уже дважды целовались по причинам, которые не имеют никакого отношения к нашему притворству.
Хочу, чтобы он сказал, что фильм становится правдой. Что Пигмалион влюбляется в девушку, которую он создал.
Но он этого не делает.
Итан лишь доходит до моего прикроватного столика и берёт фотографию.
— Твоя мама? — спрашивает он.
Даже не беру на себя труд поднять глаза. Я запомнила эту фотографию. На ней запечатлены я и мои родители после игры на выпускном вечере. Меня только что короновали принцессой второго курса, и они очень гордились мной. Я помню, как тогда подумала, что в моей жизни больше не будет таких чудесных моментов.
И до сих пор я была права.
Итан ничего больше не говорит, и я поворачиваюсь проверить, не залез ли он по локоть в мои стринги, но вижу, что он по-прежнему смотрит на эту фотографию.
— Ты была чирлидером, — вырывается из него.
— Возьми медальку за внимательность, — бормочу я, подавляя огромное желание вырвать фотографию из его рук.
— И на тебе диадема.
Я никак это не комментирую. Знаю, что он думает. «Какого чёрта с тобой случилось?» Вот только правда ему уже известна.
— Некоторым парням нравятся чирлидерши, — замечает он непринуждённо.
Я закатываю глаза, начиная закидывать носки в сумку.
— Дай угадаю. Тебе интересно, осталась ли у меня старая форма?
Он ставит фотографию обратно на тумбочку и направляется к двери.
— Не-а. Это не моё. Но, кажется, у меня начинает развиваться фетиш на девушек в боевых ботинках.
Я удивлённо оборачиваюсь, желая заглянуть ему в лицо, желая узнать, правда ли он сказал то, о чём я подумала.
Но он уже ушёл.
Глава восемнадцатая.
Итан
Я снова на лодке со Стефани. Только на сей раз лодка — это скорее огромная зафрахтованная яхта, и крошечный купальник, что был на ней в тот раз, совершенно сюда не вписывается.
Мои родители совершенно не из тех людей, кто нарушает традиции, и свой хэмптонский уик-энд они открывают каждый год по одному и тому же сценарию: «чёрно-белой» вечеринкой на навороченной лодке, где всё, начиная с еды и заканчивая требованиями к нарядам гостей, — как вы, наверное, уже догадались, — чёрно-белое.
Я хватаю два бокала из фонтана шампанского и тут же осознаю, что потерял Стефани в толпе. Я сказал ей, что вернусь с шипучкой, но меня остановила примерно дюжина родителей друзей, так что она осталась в одиночестве на добрых пятнадцать минут.
Пробираясь сквозь толчею, я не спускаю глаз с её блестящей тёмной головы. Стефани надела высокие каблуки, поэтому она не такая миниатюрная, как обычно, но по-прежнему маленькая. Гораздо ниже, чем, скажем, Оливия, которую я тоже ищу взглядом, но вовсе не из-за радости перед потенциальной встречей.
Отец предупредил меня, что она будет здесь. Я это и так знал, конечно. Пусть члены её семьи официально не считались соорганизаторами, они всегда устраивали экстравагантный пикник у костра, следующий за этой затейливой коктейльной вечеринкой. Единственное моё утешение — это упомянутые мамой неприятности у Майкла. Она спрашивала у меня детали — как будто я мог их знать.
Но мне, по крайней мере, придётся столкнуться лишь с одним своим демоном на этих выходных. Хотя эта мысль уже не кажется мне такой отвратительной, пока Стефани рядом.
Толпа на миг расступается и я, наконец, вылавливаю её взглядом, отчего дыхание чуть-чуть запинается, выводя меня из равновесия. Если бы мне был дан выбор, то я бы предпочёл Стефани в купальнике на лодке, но эта версия тоже очень эффектна.
Платье у неё белое и без лямок, перехваченное чёрным поясом прямо под грудью, чтобы не казалось слишком скучным и свадебным. И у меня нет фут-фетиша, но я подвисаю на её белых сандалиях в сочетании с чёрным лаком на ногтях. Я знаю, что чёрный цвет — это дань тематике сегодняшнего вечера, но он напоминает мне о том чёрном цвете, что она носила в нашу первую встречу, и мне нравится тонкий намёк на настоящую Стефани, прячущуюся под платьем и макияжем хорошей девочки.
Она разговаривает с каким-то пареньком, примерно нашим ровесником, которого я не узнаю, но по его взгляду, что он то и дело отводит от её лица, становится ясно, что я не единственный, кто оценил её старания прихорошиться. Горячие, острые, колющие ощущения ползут по спине, и я узнаю в них то же чувство, что вспыхнуло во мне, когда я пришёл к нам в квартиру и увидел её с Дэвидом.
Ревность.
Я занимаю место рядом с ней, накрывая её поясницу ладонью. Она поднимает глаза к моему лицу, принимая бокал шампанского, и у меня создаётся впечатление, будто она забавляется. Будто она явственно осознаёт, что я делаю: заявляю на неё права.
— Привет, — мягко говорит она.
— Привет, — откликаюсь я.
Этот парень должен быть идиотом, чтобы не понять намёка.
Наши взгляды задерживаются на миг дольше, чем это необходимо, прежде чем она нацепляет то, что я распознаю как светскую улыбку. Ту же, что я видел у мамы и Оливии бесчисленное количество раз. Даже не знаю, горд я или расстроен тем, что Стефани её освоила.
— Итан, это Остин. Он тоже учится в НЙУ.
— Неужели? — спрашиваю я, протягивая руку. — Какой факультет?