Я глажу подбородком её волосы, стараясь представить, каково это — потерять родителя в восемнадцать лет. И не просто потерять, а наблюдать, как он медленно исчезает, возможно, даже с мучениями, и не оказаться рядом в самом конце. Узнать о смерти матери от парня, который только что подсыпал тебе наркоту в ром с колой.
Недостающая деталь Стефани со щелчком становится на место. Колючесть, хроническая хмурость, жизненная позиция — раньше я думал, что это просто результат озлобленности на весь мир, но на деле тут таится нечто гораздо более душераздирающее. Простая самозащита. Она потеряла маму, парня и в какой-то мере отца всего за несколько месяцев.
Неудивительно, что из улыбчивого подростка она превратилась в презирающего весь мир гота.
Я целую Стефани за ухом, гадая, как её убедить, что ей больше не нужно ограждаться от мира. Что она может довериться кому-то. Что уход из её жизни самых главных людей не значит, что больше в неё никто не войдёт.
Что я хочу стать частью её жизни.
Она слегка ёрзает, и до меня доходит, что её нервирует спонтанно вырвавшееся признание, поэтому я вожу ладонями вверх-вниз по её рукам, нежными, лёгкими прикосновениями, пока делаю собственные признания.
Я рассказываю ей, что скучаю по Майклу. Может быть, и предавший, но он мой лучший друг, поэтому я разрываюсь между желанием простить и мыслями, что мне не нужен «друг», который переспал с моей девушкой.
Я рассказываю ей о конфронтации с мамой, и о том, как боюсь, что родители не сумеют всё уладить.
Мы обсуждаем неверность и как нам всегда казалось, что в таких ситуациях существует только «чёрное или белое», «изменил или не изменил», но, возможно, на деле всё сложнее, потому что вокруг слишком много измен. Оливия и Майкл. Мама и Майк старший. Дэвид. Даже её отец в каком-то смысле недолго хранил преданность памяти её матери.
Я теряю счёт времени тому, как долго мы разговариваем, прижавшись друг к другу, перепачкав вечерние наряды в песке и совершенно игнорируя отдалённые звуки вечеринки родителей, приглушённые шумом волн.
Но даже во время нашей исповеди — я смутно осознаю, что никогда ни с кем так много не разговаривал, в том числе с Оливией — я не говорю самого главного.
Я не говорю ей о своих чувствах из страха, что она их не разделит.
Я не спрашиваю, что будет, когда мы закончим сценарий и она съедет, потому что боюсь услышать ответ. Боюсь, что мы переживаем сейчас лишь результат нетипичной ситуации, в которую поставили друг друга, и для долгих отношений мы не годимся.
Но я и не прощаюсь с ней.
Потому что мне кажется, что я не сумею это вынести.
Глава двадцать первая.
Стефани
Я почти час лежу в постели, потеряв счёт тому, сколько времени мои глаза прожигают телефон. Потеряв счёт тому, сколько раз я перечитала одно и то же сообщение.
Я не взяла телефон с собой на вечеринку, и сообщение пришло где-то в то время, когда мы с Итаном разговаривали на пляже.
Неохотно кладу телефон на тумбочку. Всё равно сообщение уже заучено на зубок. Но только одна его часть продолжает снова и снова проигрываться в моей голове.
«Я знаю, что это не оправдывает сделанное мной, но ты должна знать, что я никогда не воспользовался бы тобой в таком виде. Мы не переспали, Стефани. Мне казалось, ты знала об этом, и мне очень жаль, что я не внёс ясность».
Ну вот, чёрт возьми. Я девственница.
Остальное в сообщении Калеба примерно в том же духе. Много бурных извинений о том, что подсыпанная мне в алкоголь наркота — не его рук дело, но он «недостаточно сильно постарался» этого не допустить. Что его друзья никогда не хотели того, что случилось, а просто думали, что я смогу «расслабиться».
Ведь именно так снимает напряжение каждая девушка, когда её мать умирает. Впадает в отключку.
Он даже заявил, что это не он снял с меня одежду. Что я сама бессвязно болтала о том, как мне жарко, а потом стащила с себя шмотки, тут же объявила, что мне чересчур холодно и залезла в его постель, где он, по всей видимости, остался на всю ночь, чтобы проследить за мной.
Есть вероятность, конечно, что он лжёт. Но я так не думаю. Может, он и попал в плохую компанию, но я помню слова Джордан о том, что Калеб полностью исправил своё поведение после смерти моей мамы. Она говорила, что он хотел быть рядом, но я ему не позволила.
Да, чёрт возьми, не позволила. Я не ответила ни на один пропущенный звонок и сообщение, а их были десятки.
Но сейчас я думаю о том, что сказал мне Итан про попытки простить Майкла.
Не знаю, смогу ли я простить Калеба. Просто не знаю. Он так и остаётся придурком за то, что позволил своей девушке, да любой другой даже, оказаться в подобной ситуации. Ему не достанется медаль за то, что он не изнасиловал меня, пока я была под наркотой.
Я не смогу простить. Пока что. Но у меня получится двигаться дальше.
И я точно знаю, с кем я хочу двигаться дальше.
Я скатываюсь с кровати и направляюсь к зеркалу, радуясь, что мой статус девушки Итана обеспечил меня гостевой комнатой с личной ванной.
Впиваюсь взглядом в собственное отражение.
Не самый лучший вид.
Волосы от влажности стали даже пушистее, чем обычно, не говоря уже о том, что сделали с ними пальцы Итана, когда он целовал меня напоследок у двери спальни. Ещё и после прочтения сообщения я была в слишком большом шоке, чтобы как подобает снять макияж. Короче говоря, вид далеко не сексуальный.
Я торопливо умываюсь, раздумывая накраситься по новой, но потом решаю, что это чересчур нелепая идея для часа ночи. С волосами ничего не сделаешь, если их не помыть и не высушить, поэтому я надеюсь, что он сочтёт мой вид сексуальным, а не бомжеватым.
Реальность ударяет по мне во время чистки зубов. Я собираюсь забраться в постель к Итану Прайсу!
И я почти уверена, что сегодня он меня захочет.
Но что насчёт завтра?
От этой мысли живот скручивает, ведь, несмотря на близость, установившуюся между нами на этих выходных, речь не о реальном мире. Никто не говорил о завтрашнем или последующих днях.
Будь ситуация иная, мы могли бы просто продолжить встречаться, как и встречались. Все и без того думают, что мы вместе, так что знать о том, что наши отношения только недавно стали настоящими, никому необязательно. Но теперь мы сами себя загнали в ловушку истории Пигмалиона. Может, я и не притворяюсь больше в отношениях с Итаном, тем не менее, мне по-прежнему приходится изображать из себя светскую девчонку. И это не может продолжаться вечность.
Мятная паста не избавляет меня от горьковатого привкуса страха во рту, оттого что чувства Итана ко мне никак не связаны со Стефани Кендрик, что он встретил. Оттого что они относятся лишь к той Стефани Кендрик, которую он создал. Ему нужна Стеффи Райт, а я давно не та восемнадцатилетняя девчонка.
Чёрт, да ведь он даже не знает, что раньше меня звали Стеффи, или что я взяла девичью фамилию матери только ради того, чтобы насолить отцу после его женитьбы на Эми.
Я сплёвываю и делаю успокаивающий вдох, отталкивая все сомнения. Итан знает обо мне всё, что нужно. Вот, во что мне стоит верить. Иначе он не стал бы обнимать меня, целовать и доверять мне.
Приняв решение, я насколько возможно бесшумно открываю дверь, уповая на Бога, что я правильно запомнила расположение комнаты Итана. Мне всегда представлялось, что «летние домики» — это коттеджи или хижинки, но здесь же целый, мать его, особняк! У большинства гостей есть собственное жилье в Хэмптоне (кто бы сомневался), но остальные остановились тут. Почему-то мне кажется, что им не придётся по вкусу, если какая-нибудь жаждущая секса студентка проберётся к ним в комнату посреди ночи.
Я тихонечко бреду дальше по коридору в сторону комнаты Итана, мысленно отсчитывая двери. Одна, вторая… пятая… направо…