Замираю прямо посреди первой двери слева, накрыв рукой ручку.
И открываю.
Глава двадцать вторая.
Итан
Первая моя мысль, когда дверь в комнату открывается — мне реально нужно научиться закрывать дверь, когда в доме гости. Но я провёл столько беззаботных летних дней в этой комнате, будучи ребёнком, что мысль о замке даже не приходит в голову.
Я сажусь в кровати, приготовившись сказать какому-нибудь старому хрену, забывшему очки, что он ошибся комнатой.
Но это вовсе не старый хрен.
Лица не видно, но этот силуэт я узнаю где угодно.
Стефани.
Несколько секунд она стоит в дверном проёме, явно боясь, что я отправлю её прочь или спрошу, какого чёрта она вообще сюда заявилась.
Разве она не в курсе, что несколько часов назад мне понадобилась каждая крупица самоконтроля, чтобы отправить её спать в одиночестве?
Но мне пришлось. Родители не дураки. У себя дома мне можно забавляться, как в голову взбредёт, но под их крышей нам положены раздельные комнаты. Под конец вечера я ждал мамин визит с пожеланием спокойной ночи, который она задумала с одной целью: убедиться, что мы со Стефани там, где должны быть, и я оказался прав — мама тихонько постучалась и бесшумно открыла дверь, хотя я всё равно изобразил крепкий сон.
Но я не притворяюсь спящим со Стефани, только ей этого, похоже, не видно, потому что в комнате кромешная тьма, и она никак не может знать, что я проснулся и жажду её присутствия здесь.
Она уже было отступает, отчего я рефлекторно выбрасываю руку.
— Стефани.
Из-за двери доносится тихий испуганный вздох, и вот она вновь двигается, на сей раз уже ко мне. Дверь закрывается за её спиной, и я велю ей запереть замок.
Она слушается.
В комнате повисает тишина, если не считать её едва слышных шагов, когда она приближается к кровати. Останавливается у края, и я очень жалею, что не принёс в комнату воды, потому что в горле пересыхает основательно.
Ломаю голову, подбирая слова — правильные слова, — но мне не хочется всё испортить, поэтому я молча приподнимаю одеяло на несколько дюймов, приглашая её присоединиться. Сердце учащённо бьётся, а она придвигается так близко, что можно разобрать блеск в её глазах, очертания лица.
На одно пугающее мгновение мне чудится, что я всё не так понял. Что она сейчас пошлёт меня или попрощается, или скажет что-то такое, отчего мне покажется, будто моё сердце провернули через мясорубку.
Но потом она проскальзывает под одеяло, а у меня в голове раздаётся только «Слава Богу».
— Не спится? — спрашиваю я, наслаждаясь тем, как она сворачивается в моих объятьях, когда протягиваю к ней руки.
Она прижимается ближе, утыкаясь носом мне в голую грудь. Боксеры не сильно защищают её от моей бурной реакции на крошечные шортики и майку, служащие ей пижамой.
Наконец, она подаёт голос.
— Калеб ответил мне.
Она произносит это так тихо, что сначала я даже не уверен, что правильно её расслышал. Осторожно не даю своему телу напрягаться, сохраняя прикосновения лёгкими, ведь я знаю, как важно это для неё. Для нас обоих.
— Так? — переспрашиваю я.
Слышу, как она тяжело сглатывает.
— Он, эм… мы не…
Стефани опускает голову, смолкая, и до меня доносится всхлип за секунду до того, как я чувствую влагу у себя на груди. Меня разрывает между жаждой убить Калеба за то, что этот ублюдок стал причиной её слёз и желанием стереть их поцелуем.
Она рассказывает мне обо всём едва слышным шёпотом. Твёрдым голосом, но с периодическим цитированием его сообщения, отчего становится ясно — она перечитала его, по меньшей мере, десять раз. Что доказывает, насколько для неё это серьёзно.
— Что ты чувствуешь? — задаю я вопрос, когда она заканчивает.
Из неё вырывается тихий вздох, и она смещается, прижав ладонь к моей груди. Её прикосновения робкие, в них нет сексуального подтекста, но я всё равно втягиваю воздух одновременно с тем, как она дотрагивается до меня.
«Остуди пыл, Итан. Сейчас не до секса».
— Облегчение, наверное. И немного удивления. Мне кажется, я всегда просто считала… В смысле, очнувшись голой в постели своего парня, ты волей-неволей думаешь о худшем. Всё это время я винила его, а сейчас… похоже, я виню и себя. Он ведь пытался объяснить. Не перечесть, сколько раз он мне звонил. Даже сюда приезжал…
Я подцепляю её пальцем за подбородок, поднимая лицо навстречу мне.
— Стефани. Это не твоя вина. Ни капли.
Несколько мгновений она вглядывается мне в глаза, прежде чем неторопливо кивнуть.
— Ладно.
Не отпускаю её подбородок.
— Мне ненавистно, что всё это произошло с тобой, и я не стану кормить тебя лабудой про «нет худа без добра», но как бы то ни было, я рад, что твой первый раз не будет связан с той ночью.
Её глаза слегка расширяются, и я спешу исправить впечатление.
— Для тебя так лучше, я хотел сказать. А не в том смысле, будто… сама понимаешь. Я не жду, что твой первый раз произойдёт сейчас…
Её рука ползёт от моей груди до губ, очень нежно обводя контур пальцами. Несмотря на собственное твёрдое намерение быть сегодня лишь другом, подставившим плечо, я не могу не щёлкнуть языком по подушечкам её пальцев, наблюдая, как закрываются её глаза, а дыхание от такого незначительно контакта становится прерывистым.
Мне знакомо это чувство, милая.
Я остаюсь совершенно неподвижен, ожидая её следующего шага, и когда она вновь открывает глаза, в них горит пламя. Сердце в груди принимается торопливо биться, пусть мне и страшно, что я всё неправильно понимаю.
Она смещается вверх, оказываясь на уровне моего лица, и медленно опускает голову навстречу мне, пока наши губы не оказываются на расстоянии полудюйма. Каждая клеточка моего существа взывает перевернуть её на спину и зацеловать до бесчувствия, но этот момент принадлежит ей. Это её ночь. Однажды у неё уже отобрали шанс. И я не позволю этому повториться. Именно поэтому я настаивал, чтобы она получила ответы. Мне хочется, чтобы она знала, что предлагает мне. Чтобы она сделала выбор осознанно. Намеренно.
И я хочу быть парнем, который поможет ей исцелиться.
Но в то же время не хочу быть просто парнем. Если оставаться до конца откровенным, мне хочется, чтобы она выбрала меня, потому что у неё есть чувства, а вовсе не из-за того, что я первый парень, предложивший ей помощь в избавлении от призраков прошлого.
Её поцелуи нежные, ласковые, и я позволяю ей рулить. Позволяю её рукам трогать что им хочется, и они оказываются повсюду — гладят плечи, спускаются к прессу. Из нас обоих вырывается негромкий стон, когда её пальцы задевают резинку моих трусов, и она отдёргивает руки, словно обжёгшись.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох в борьбе за контроль, отказываясь набрасываться на неё.
Обняв её лицо ладонями, разрешаю своим губам поиграть с её ртом, сохраняя движениями лёгкими и дразнящими. Давая ей понять, что я могу провести всю ночь целуя её. Лишь целуя.
Но она всё усложняет, извивается, возобновляет блуждание руками, на которое я не смею ответить взаимностью. Не буду я тем мудаком, что сначала заставляет её узнать, по-прежнему ли она девственница, а затем лишает её невинности в ту же ночь, когда ей становится известен ответ. Она слишком много для меня значит.
Но потом я чувствую её горячие пальцы на своём запястье и то, как она тянет мою руку вниз, пока подчёркнуто медленно не накрывает ею свою грудь.
— Стефани, я не…
Она останавливает меня поцелуем.
— Итан, займись со мной любовью.
Глава двадцать три.
Стефани
Он собирается меня прогнать. Итан слегка отстраняется, уже убрав руку с моей груди, которой я нагло вынудила его касаться.
Моё лицо вспыхивает.
Он отвергает меня.
В первый и единственный раз, когда я захотела переспать с парнем, тот оказался не заинтересован.
— Ты не хочешь меня, — мне не хотелось этого говорить, но оно само вырывается.