Господи, надеюсь, я больше никогда такого не испытаю. Никогда. Это жутко жалило.
Он отказался не просто признать мой уродливый облик. Он отказался от меня.
И самое отвратительное, что я этого не ожидала. Мне всегда казалось, что его чувства превосходят мой внешний вид, превосходят мнения других людей.
Но я ужасно, чудовищно ошибалась.
Нельзя сказать, что я безупречна. Он был прав во всём. Я предпочла остаться статуей, вместо того чтобы принять предложенную им жизнь.
Просто мне не хотелось, чтобы это была его жизнь. То, как он её видит.
Боль от этого была такой сильной, что мне захотелось поехать домой. Я даже не допускала мысль, что Северная Каролина — мой дом, пока не приехала в аэропорт, сказав на работе в кампусе, что всё-таки не смогу начать пораньше.
Мне нужен был мой отец.
Мне нужна была семья.
Раздаётся стук в дверь, и я вынимаю наушники, в которых звучит страдательная музыка про расставания.
— Входите.
Это Эми.
— Эй, я собиралась съездить в молл за подарком на «бэйби шауэр» племянницы. Хочешь со мной?
— Нет, спасибо, — автоматически отзываюсь я. Отказывать Эми уже вошло в привычку.
Она выдавливает слабую улыбку.
— Ладно. Нет проблем. Креветки в чесночном соусе подойдут на ужин?
— Мне всё равно, — бормочу я.
Эми тихонько прикрывает за собой дверь, и на несколько мгновений мне даже кажется, что я поступила правильно и справедливо, пока всё это не замещает ощущение, будто я жуткая сволочь.
Я оказываюсь на ногах и выскакиваю за дверь прежде, чем успеваю это осознать.
— Эй, Эми.
Она оборачивается.
— Вообще-то я бы хотела поехать с тобой в молл. Только дай мне секунду придумать что-нибудь на голове.
Не знаю, кто из нас удивлён больше, но она быстро приходит в себя, и от её улыбки я чувствую лёгкий укол сожаления за то, как вела себя последние четыре года.
— Твои волосы выглядят прекрасно, — говорит она. — Мне очень нравится такая стрижка.
— Спасибо. Мне тоже, — отзываюсь я. Ещё один сюрприз. Ещё одна часть меня, которая изменилась. Ещё одна перемена, которую я приняла.
Может, настало время для перемен масштабнее стрижки и платьев.
Может, настало время изменить отношение к Эми. Может, из этого тоже выйдет что-то намного лучшее, чем ожидалось.
Шопинг оказывается далеко не таким болезненным, как мне казалось, и когда Эми предлагает заехать в её любимый винный бар перед тем, как отправиться домой на ужин, я слышу своё согласие. И вовсе не из-за того, что я чувствую себя обязанной, а потому что посиделки за бокальчиком вина с мачехой представляются… хорошей затеей.
Я пью вино меньше года, поскольку мой доступ к алкоголю до двадцати одного года ограничивался лишь стаканчиками пива, поэтому прошу Эми выбрать что-нибудь самой, и она берёт для нас два бокала «Совиньон Блан», которое оказывается именно таким освежающим, как она и обещала.
— Мы с твоим отцом так рады, что ты решила сделать нам сюрприз, — произносит она, когда мы занимаем кресла в небольшом наружном патио.
— Мне жаль, что я не застала Криса, — признаюсь я. — Даже подумать не могла, что он уедет в бейсбольный лагерь на этой неделе.
— Он вернётся к следующей неделе, поэтому я надеюсь, что вы успеете провести вместе пару дней до твоего возвращения в университет. Мы с твоим папой будем очень рады, если вы сблизитесь, хотя, наверное, у двадцатиоднолетней студентки-киношницы и семнадцатилетнего спортсмена вряд ли найдётся много общих интересов.
При слове «спортсмен» мои мысли утекают к Итану, и я делаю большой глоток вина.
— Так что же вдохновило тебя приехать? — спрашивает она. Её тон небрежен, но взгляд внимательный, поэтому не нужно быть гением, чтобы понять — она выуживает информацию, пусть и не самым неприятным способом.
Я посылаю ей понимающую улыбку.
— Тебя папа подговорил?
Она ослепительно улыбается.
— Каюсь. Но если ты не хочешь рассказывать, ничего страшного. Просто я подумала, что, возможно, тебе захочется, ну, знаешь… поговорить.
Я обвожу пальцем основание бокала, раздумывая. После того разговора на пляже с Итаном моя неприязнь к Эми как-то угасла, словно озвученные слова заставили меня осознать, как мелочно я себя вела.
И пусть полгода — это слишком быстро для женитьбы, любовь, по всей видимости, не работает по расписанию. Пожалуй, папа и Эми не виноваты ни в чем, кроме того, что обрели счастье друг с другом, просто с моим эмоциональным состоянием не повезло.
Разговор с Итаном об Эми оказался целебным.
Возможно, и в обратном направлении это сработает так же успешно.
Я делаю глубокий вдох.
— Это касается парня.
Она кивает со знанием дела.
— Как обычно.
И я вдруг делюсь с ней всей историей. Рассказываю, каким чудесным был Итан, пусть я и считала его придурком с первого дня. И что в итоге, когда я начала больше его узнавать, он оказался даже лучше, чем просто чудесным.
Я рассказываю ей о нашем сценарии и что, по-моему, мы с самого начала знали, что делаем это не ради занятий и даже не ради его истории про фальшивую подружку, а для того, чтобы быть вместе, ведь для настоящих отношений нам не хватало мужества.
Рассказываю о первом разе, когда он поцеловал меня, и что это был самый невероятный поцелуй в моей жизни. Рассказываю о вещах, причёске, макияже и том, что, несмотря на мою неприязнь ко всему вышеперечисленному, он заставил меня впервые за всю мою жизнь поверить, что я красивая. Рассказываю о свадьбе, вечеринках и танцах. Рассказываю и о спокойных мгновениях, которые мы проводили за просмотром фильмов и пиццей.
Рассказываю, что люблю его.
И что он сделал мне больно.
И что, наверное, я тоже причинила ему боль.
Посреди рассказа у меня откуда-то появляются ненавистные мне слёзы, отчего Эми придвигается со стулом ко мне, чтобы обнять меня. И я ей позволяю.
Её, кажется, совершенно не волнует, что я испачкала её белую рубашку своими чернильными слезами — она просто гладит меня по волосам. И это приятно. Эми не мама, но всё же она рядом. Для меня это значит гораздо больше, чем я осознавала.
Наконец, я овладеваю собой достаточно, чтобы оторвать голову от её плеча. Она достаёт из сумочки пачку дорожных салфеток и протягивает её мне, тем временем давая свою оценку ситуации:
— Мужчины — худшие существа на планете.
Я слегка фыркаю от смеха, вытирая нос.
— Это точно.
Она сжимают мою руку.
— Ты хочешь, чтобы я сказала тебе то, что ты и так уже давно знаешь в глубине души? Что если он любит тебя не за то, какая ты настоящая, то он не достоин любви в принципе? Или нам лучше остановиться на стадии «все парни — сволочи»?
— Второе, — отвечаю я с улыбкой. — Но спасибо.
Она понимающе кивает.
— Ты мне не нравилась, — вырывается из меня.
Теперь её черед усмехнуться.
— О, поверь, я знаю.
— Мне казалось, будто ты появилась из ниоткуда. В одну минуту у меня была маленькая счастливая семья, а в следующую — мама умерла, папа нашёл тебя, но у меня… у меня не осталось никого.
— О, милая, — она вновь стискивает мою руку. — У тебя есть мы. У тебя всегда были мы.
— Думаю, я слишком увлеклась гневом, — бормочу я.
— Ты имела на это право. Никто не должен так терять матерей. И если не ошибаюсь, тогда у тебя были ещё и проблемы с мальчиком?
Я киваю, не вдаваясь в подробности. Возможно, однажды у меня получится рассказать ей о Калебе и всей той неразберихе, но сейчас я слишком вымотана.
— Ты похожа на неё, знаешь, — едва слышно произношу я. Желая раскрыть все карты.
Её губы растягиваются в печальной улыбке.
— Знаю. Но ничего не могу с этим поделать.
— Я думала, что папа женился на тебе именно поэтому.
Стоит отдать ей должное, она даже не вздрагивает.
— Честно? Может быть, это главная причина, по которой он обратил на меня внимание. Но женился он на мне не поэтому, Стефани. И не поэтому мы до сих пор женаты.
— Знаю, — шепчу я, чувствуя себя ничтожеством.