Она кажется совсем не задетой, теребя свою серёжку.
— Я не в том смысле, что хочу, чтобы ты покончил с собой. Мне просто нравится, когда ты не очень стараешься.
Без понятия вообще, о чём она говорит. Не очень стараюсь? Неужели она считает, что я клоун, подбирающий себе настроение в зависимости от окружения?
Быть очаровательным просто — тебя не пытаются раскрыть. Никто не ждёт от тебя ничего, кроме флирта и веселья. Подозреваю, это маленькое угрюмое существо отталкивается от таких соображений.
— Как твоё лицо? — спрашиваю я, меняя тему.
— Отлично.
Прищурившись, изучаю её. У неё легкомысленный тон, и несмотря на то, что выглядит она тоже вполне нормально — нет никаких ссадин, сигнализирующих о скором появлении синяка, — у меня всё равно ощущение, что она скажет, будто у неё всё хорошо, даже если это не так. Будто она думает, что всем всё равно наплевать.
— Прости за… то, — говорю, нарушив ещё одно неловкое молчание.
— Хочешь сказать, за то, что ты распустил руки? — своим невозмутимым голосом осведомляется она.
— Я не распускал руки, — огрызаюсь я. — Просто проверял, не выбил ли я тебе зубы.
Стефани улыбается мне огромной, наглой улыбкой, словно говорящей: «Увидел? Все зубы на месте», — на что я закатываю глаза.
И в то же время совсем чуть-чуть улыбаюсь. Она так чертовски сильно отличается от всех, кого я раньше знал, что, как ни странно, моё настроение улучшается.
— Как ты влезла в эту ситуацию? — спрашиваю я, обведя рукой громыхающий дом, где из заднего окна видно, как кто-то сооружает из стаканчиков стену.
— Что, хочешь сказать, будто не думал, что я здесь не к месту? — интересуется она, широко распахнув глаза в наигранном удивлении.
Хлопнув по местечку рядом с собой, гостеприимно улыбаюсь ей.
— Иди сюда. Я почти тебя не слышу.
— Только не начинай снова этот бред, — бросает она с испепеляющим взглядом. — Я не врала, когда сказала, что мне не понравилась версия очаровательного милашки.
Я встречаюсь с ней взглядом.
— А что, если это и есть я? Очаровательный милашка, я имею в виду.
— Тогда да поможет Бог твоей будущей стэпфордской жене6, потому что вы оба смертельно утомите друг друга задолго до первой годовщины. Но меня это не касается. Я не претендую на роль лучшей подружки на все времена. Просто сведи свою болтовню к минимуму, когда нам придётся встретиться для кинопроекта, и, надеюсь, мне не придётся пугать тебя своей коллекцией мёртвых птиц.
Мы вернулись к тому, с чего начали в первый день, — к обмену банальными оскорблениями, и мне это вроде как нравится. Не так сильно, как мне нравилось, когда она прижималась ко мне, но её общество самое приятное из всех, что у меня было за последние несколько недель.
— Ты так и не ответила, как оказалась здесь, — подаю я голос, вглядываясь в её бледный профиль.
Она смотрит прямо перед собой, снова теребя свои серьги.
— Пришла с подругой. Джордан Кроуфорд. Она одна из вас.
— Одна из нас?
— Ну знаешь. Красивых. Популярных. Идеальных.
— Ты красивая, — слышу я сам себя.
На это она поворачивает голову, и её глаза настолько утомлённые, что могут отморозить мои яйца.
— Что я только что говорила об очаровании? Выключи его.
— Зачем ты это делаешь? — с искренним любопытством интересуюсь я.
— Что, гадаешь, почему я не теряю голову? — переспрашивает она, подняв ногу, чтобы упереться каблуком в стену под собой, и слегка поворачивается ко мне лицом. — Ты не в моём вкусе.
— Дело в отсутствии татуировок? — сохраняю невозмутимость. — Хочешь покажу тебе пирсинг на члене?
— Дело в отсутствии содержания, — рявкает она.
Я едва заметно отшатываюсь от этого обвинения. Не знаю, почему её мнение вообще имеет значение. Она изгой без друзей, а я мог бы заставить всех на этой вечеринке есть с моих рук, если бы захотел. Мне плевать, что она обо мне думает. Или, по крайней мере, должно быть плевать.
Но её откровенное пренебрежение задевает за живое. Неужели она считает, что я не осознаю, что иногда бываю слишком несерьёзным? Эта девчонка меня не знает. До неё никак не дойдёт, что очарование выходит само собой, даже когда внутри я чувствую что-то ещё.
Неужели она действительно думает, что я смотрю на свою жизнь — на уютную квартиру, за которую не плачу, на занятия, которые даются чуть легче, чем следовало бы, на место генерального директора фирмы, дожидающееся меня, — и при этом не чувствую именно то, в чём она меня обвиняет?
Отсутствие содержания.
Немного обжигает, ведь она права.
Иногда мне кажется, что я лишь хорошенькая обёртка, которую наполняют другие люди. Начиная с моих родителей, которые скармливают мне моё будущее в обмен на хорошее содержание, и заканчивая друзьями, которые требуют, чтобы я был заводилой.
А ещё Оливия, которая никогда не оказывала на меня никакого влияния, никогда не просила меня быть кем-то иным. Но мы оба знали, что мои планы отлично сочетаются с имиджем наших семей. Я должен был научиться промывать мозги клиентам отца даже раньше, чем освоил велосипед. Я должен был проводить каждую субботу с друзьями семьи на поле для гольфа, даже если мне чертовски хотелось просто поиграть в видеоигры. Я сопровождал свою идеальную девушку на балл дебютанток. И мне приходилось искать способы заработать хорошую оценку, независимо от того, как хорошо я на самом деле выучил материал.
Чёрт, да я и бунтовал, как примерный мальчик. Даже когда я упёрся, отказавшись проходить летнюю стажировку в фирме отца, я не нацепил комбинезон, устроившись в автомастерскую где-нибудь в Квинсе.
Нет, моим бунтарством стал чёртов кино-класс во главе со сценаристом-однокурсником моего отца, удостоенным премией «Оскар».
Стефани Кендрик права.
Я пуст внутри.
Что ещё хуже, я без понятия, как начать «заполнять себя».
Что-то мягкое касается плеча, и до меня доходит, что это Гот. Её тонкие пальцы лежат на моём предплечье, ногти, выкрашенные в чёрный, на загорелой коже выглядят чертовски горячо, и, несмотря на тот факт, что она адски меня бесит, я хочу ощутить её пальцы на остальной поверхности моей кожи.
Я стряхиваю её руку, и она позволяет, ни на секунду не отводя своих голубых глаз от моего лица.
— Прости, — просто произносит она.
— За что?
— За то, что назвала тебя пустышкой.
— Ага, судя по твоему голосу, ты сильно расстроилась. Даже у зомби больше интонаций.
Она чуть наклоняет голову, словно я для неё загадка.
— Может, будет лучше, если я похлопаю ресницами? Или добавлю пару наречий? Я та-а-а-ак раскаиваюсь, Итан, ты просто обязан меня простить.
Я невольно смеюсь, потому что она изобразила всех остальных моих знакомых девушек, но благодаря хмурому лицу и чёрной подводке, ей это совсем не идёт.
— Не знаю, нравишься ли ты мне, — выговариваю я, удивлённо отмечая собственную руку, тянущую её за прядь волос.
Она кажется слегка поражённой этим жестом, но глаза её чуть заметно смягчаются, и она неуверенно улыбается мне.
— Я в шоке. Думала, ты точно пригласишь меня стать твоим партнёром по теннису в парном разряде.
— Прайс, ты там?
Мы оба поворачиваемся на звук моего имени, и я узнаю идущих к нам Джо и Гэри. У Джо тупейшая усмешка на лице, подсказывающая, что он уже давно трезв, а вот у Гэри взгляд неподдельно озадаченный, и это даже хуже.
— Где тебя носит? — требует Гэри. — Разве это не твоя вечеринка?
Эта вечеринка «моя» только потому, что я плачу за пиво — как и всегда, — но не спорю. И не виню Гэри за его растерянность. Отсиживаться на заднем дворе во время вечеринки не похоже на меня. А если общество мне составляет кое-кто похожий на члена «семейки Аддамс», это не похоже на меня даже больше.
Он с любопытством оглядывает Стефани, но хотя бы не глазеет и не игнорирует, а протягивает руку.
— Я Гэри.
— Лаконично, — хмуро подмечает она, словно провоцируя его спросить о её присутствии. Не знаю, курит ли Стефани, но если бы она сейчас вытащила сигарету и пустила ему в лицо дым, то я бы ни капельки не удивился. Именно такое впечатление создавала эта сцена.