— А почему сначала договор заключили на тридцать лет, а теперь продлили на двадцать? — влезла с вопросом Лукарь, сидящая в первом ряду, закинув ногу на ногу, и дразнящая президиум ножками в чулках и туфельках. Откуда знаю про чулки? Так сам дарил, о чем Ленка мне сообщила утром:
— Твои чулочки сейчас на мне. Узнаешь? У тебя ещё нет?
— Лавочка закрыта, — буркнул я недовольно, выходя после душа — у нас отключили горячую воду уже! Вернее идёт, но чуть теплая.
— Может быть и тридцать, — не стесняется признать свои ошибки рыжий, стыдливо отводя взгляд от коленок, будучи тоже измученный Ленкиной красотой.
— Так, кто хочет высказаться? — прерывает прения Ким. — Если нет вопросов, то следующая тема — братство армий ГДР и СССР.
— Пусть Колесников Петя скажет, у него папа уехал в ГДР служить, — опять влезла Лукарь.
— Офицером? — зачем-то спросил Ким.
— Генералом! — фыркнула Ленка. — Он в Новосибирске был начальник штаба округа, а сейчас в ГДР его отправили, в этот самый договор. Уедет Петя от нас летом, будет на немок смотреть и чулки мне присылать! Да, Петя?
— Не поеду, — тихо сказал Колесников, неуютно чувствуя себя под всеобщими взглядами.
А Ким, очевидно, вспомнил, как он утром расчихвостил сына генерала за грязь в комнате, попало ещё и Малышеву со Славновым.
«Это он ещё не знает про Колесниковского деда, Героя Труда и депутата Верховного совета, и про бабушку Пети, рядом с которой эти и генерал и депутат выглядят безобидно», — припомнил я. «Эх, не проживет Варшавский договор ни тридцать, ни двадцать лет. Лет пять от силы».
Такая себе политинформация — ни слова про столкновения в Польше между полицией и сторонниками профсоюза «Солидарность» на первое мая. А зарубежные голоса радостно обсасывают уже третью неделю это событие.
Собираемся с Бейбутом на квартиру, снял я её на двое суток, с обеда субботы до обеда понедельника. Уже когда подъехало такси, которое я заказал на определенное время, и мы грузили цветомузыку, магнитолу и прочие нужные вещи, неожиданно появился мой приятель по комсомольской поездке — Сашка из первого училища.
— Я тебе семь рублей привёз! Занимал в Москве! — гордо сказал он, отдавая две трешки и металлический рубль.
Берём его с собой и едем на квартиру в Академгородок. Оказалось она находится в доме соседнем с домом Веры Дурашко. Маклер взял пятнадцать рублей за неё, как по мне, за трехкомнатную квартиру — недорого. Угловая, первый этаж, обставлена прилично, две спальни и зал, мебель везде импортная. Есть холодильник и вся посуда. Электроплита с работающей духовкой.
— Шуметь сильно не будем, — пообещал зачем-то я.
— Сверху никто сейчас не живет, а за стенкой бабуля глухая, не менжуйся.
Пьём чай на новом месте, и Сашка рассказывает последние новости.
— С Маринкой, ну ты помнишь, ночевали у которых, я и сейчас встречаюсь, — хвастает приятель.
— А ещё два самолёта столкнулись, все погибли — человек сто, не у нас, во Львовской области. У нас поговаривают, что там диспетчер начудил.
И не помнил такой катастрофы, да и по новостям ничего не было. Хотя это объяснимо, «Гласность» ещё не объявили, но в материалах апрельского форума КПСС я читал намеки о социальной ценности принципа «Гласности». Ещё одна голова гидры под названием «Перестройка». Вот никогда не понимал такого мазохистского желания каяться. Ни одна страна мира каяться не спешит, а мы должны? Я понимаю, что скрывать всё и вся тоже плохой вариант, но хуже его — каяться. Скоро Горбачев вытащит на свет историю с поляками, а те так никогда и не извинятся даже за убийства пленных красноармейцев. О цифрах и в моё время спорили, но десятки тысяч погибших никто не отрицал. Я помню, даже была какая-то нота молодого советского правительства.
Ты сначала признай факт убийств, расстрелов, уморения голодом и болезнями, а потом покайся, потом поставь памятники погибшим, а потом уже можно поговорить о том, кто там, в Катыни, виноват был. Хотя нет, сначала убийство миссии Красного Креста примерно в то же время, пусть расследуют!
«Может поискать информацию в библиотеке про зверства поляков?» — мелькнула у меня злая мысль.
Хотя, кто мне даст портить отношения между двумя соцстранами? Может правдолюб и дурачок Горбачев, только что.
— Толя, ты меня чего, не слышишь? — вырвал из мыслей о гласности голос Бейбута. — Ехать надо обратно.
Обратно едем на автобусе. Сашка меня заранее поздравил, хотя вроде так и не принято, да плевать. Жаль, он завтра прийти не сможет, опять подработка в аэропорту.
Идём в общагу мимо универмага. Девочки пообещали кое-какие продукты, а то в холодильнике на квартире одно бухло. Таня не подвела, на выданный ей полтинник она накупила целую сумку продуктов. Я поблагодарил, и мы потащились домой. На запланированное меню не хватает только фруктов и помидорок на пиццу. Да. Кроме кур гриль, у меня на днюхе планируется пицца моего личного приготовления.
Ну, это я завтра с утра на рынок сгоняю. Курицы две штуки куплены, но они не особо впечатляют — тощие какие-то и синие. Пожалуй, на рынке тоже куриц прикуплю, они и на пиццу нужны. Зато колбасы будет аж трёх сортов, кроме двух батонов «Докторской» и килограмма «Краковской» ещё и подарочная «Конская» от Светиного папы, не иначе.
После ужина меня нашёл Аркаша Славнов.
— Толяныч! — уважительно обратился он ко мне. — Есть вариант заработать неплохо!
Глава 6
Глава 6
— Что за тема? — спросил я, с сомнением глянув на моего предприимчивого друга.
— Брейк-данс твой, только народу сейчас больше и платят лучше, — сообщил тот.
— Рассказывай, — согласился я.
— Восемь человек по пятнахе платят за занятие, не меньше чем десять занятий, место для тренировок есть.
— Ух, ты! Тысяча двести рублей! — сразу посчитал я.
— Двести моих, — деловито обозначил Аркадий.
— Считай, я в теме. А чего им срочно вдруг? — удивился я.
— Я их давно собирал, то один не мог, то другой, ну и интерес растёт, с Москвы люди приезжали, показывали, — довольно сказал Славнов и добавил: — И это, Ленка просила переноску для кота найти, я нашёл.
— Так, с котом отбой, завтра спрячу его в подсобку, где мопед мой стоит, незачем Ваське жениться, молодой ещё, пусть погуляет. Да и не простит он нам этого, — вполголоса сказал я.
— А Ленка…
— Ленке не говори. Ушёл и ушёл, мол, котик!
Утром я решил прокатиться на своём новом мопеде. Я уже пару раз выводил его и делал круги на местном стадионе, а сейчас решаю поехать на рынок. Каску пришлось покупать самому, ну и противоугонку мастрячить. Обычная цепь с замком, чтобы пристегивать колесо к чему-нибудь. Ко мне попытался присоседиться Бейбут, но я отказал. Ехать вдвоём теоретически можно, один — на сиденье, второй — на багажнике, но хорошего мало, да и низко на мопеде расположен багажник, ноги девать некуда. В отместку Бейбут мне надрал уши, странные у него преставления о дне рожденья, но в глазах у него был такой энтузиазм, что я спорить не стал. Тем более, он меня первым и поздравил, а также подарил подарок — одеколон, причем импортный. Не иначе, местная фарца в лице Аркадия подогнала.
Еду по весенним, пустынным, воскресным улицам Красноярска, по Копыловскому мосту, сильно не гоню, хоть и хочется дать газу. На рынке я удачно закупил всё что хотел и поехал на квартиру. Выложив продукты, проверил наличие соли, сахара, растительного масла, не хватало сухих дрожжей на пиццу, я не забыл о них и купил заранее. Просто с собой не захватил. Возвращаюсь в общагу и попадаю в лапы Киму. Тот поздравляет и дарит мне черную рубашку, индийскую. Впрочем, подарки и поздравления сыпались до самого завтрака. Я поставил на общем столе в столовке заранее прикупленных сладостей. Пять кг конфет и столько же печенья долго не залежались. Еду на квартиру, остальные приедут сами к двенадцати. А мне ещё угощение готовить.
— Толя, а где Васька? — озабоченно спросила Ленка. Она меня уже засосала в ухо, но подарок ещё не дарила.