Из головы не выходило копье — в памяти сами собой всплывали подробности: след былой щербины на широком наконечнике, узор древесины на темном древке…
Сейчас Дмитрий испытывал примерно то же, что и четыре года назад, когда нашел Велемира мертвым в его квартире: странная пустота в голове и щемящее чувство в груди — жизнь продолжается, но это уже совершенно иная жизнь, и назад дороги нет.
И вообще, хватит гадать, как и куда он попал! С этой мыслью он и провалился в глубокий, словно обморок, сон.
Когда он проснулся и пошевелился, тростник громко затрещал, а высохшая тряпка упала с лица.
Вновь наступила ночь. Серп месяца стал еще уже — близилось новолуние, с достойной робота бесстрастностью отметил он.
Кувшин и мотыгу Дмитрий оставил в зарослях, взяв с собой лишь тряпки, которые крепко обвязал вокруг запястий. Речная вода в реке хранила тепло дня. Он нырнул и плыл под водой — пока хватило дыхания, пока от удушья перед глазами не поплыли разноцветные пятна. Вынырнул метрах в двадцати от берега и слабо удивился, что уплыл так недалеко. Отдыхая, он лег на спину, позволяя течению реки нести себя все равно куда.
В темноте река потеряла дневную желтизну и слилась с ночью. Он плыл среди звезд — мерцающих в небе и мерцающих в черной воде. Движения Дмитрий не чувствовал — казалось, он застыл в некой неподвижной точке пространства. Черные — чернее, чем ночь, — берега, зажавшие реку с двух сторон, только усиливали ощущение неподвижности: они словно застыли. Если бы там росли редкие деревья, то можно было бы увидеть, как они проплывают мимо и остаются позади, но неровная линия берега была пустынна. Для Дмитрия берега существовали только как часть ночной тьмы, в которой отсутствовали звезды. И время, казалось, тоже застыло на месте.
С легким плеском он перевернулся на грудь и поплыл неспешным брассом. Он смотрел на узкий месяц, висевший в небе, словно кривая ухмылка Чеширского Кота, и его губы тоже сложились в усмешку.
* * *
Правую ногу неожиданно свело судорогой: он слишком долго пробыл в воде. Какой бы теплой она ни казалась, все равно он замерз. Тело среагировало на боль в сведенной мышце раньше, чем он сообразил, что произошло. Запоздалое сожаление, что при нем нет булавки, родилось в мозгу, когда до берега оставалось метров пять.
Дмитрий выбрался на узкую полоску между водой и крутым глинистым откосом берега и стал разминать сведенную икру. Приведя себя в норму, он встал и огляделся. Прибрежные заросли исчезли, а когда — он не заметил. Лезть в воду снова пока не стоило, и он решил идти берегом.
На узкой полоске мокрой глины ему приходилось прилагать усилия, чтобы устоять на ногах, а подняться по откосу не вышло: сухая глина крошилась и осыпалась, зацепиться было не за что. Преодолев едва треть подъема, он съехал вниз, к воде, подняв облако пыли.
Какое-то время он пробирался берегом, поминутно оскальзываясь и падая в воду в туче брызг. А потом увидел изломанный корень, торчащий из склона, словно чудовищное щупальце огромного осьминога. Корень полз вниз и вновь уходил в откос. Чтобы добраться до него, нужно было преодолеть примерно половину высоты.
С третьей попытки Дмитрию удалось достичь кривой петли корня и вцепиться в нее скользкими от налипшей глины пальцами. Если корень не выдержит, ему придется продолжать путь вплавь. Но корень выдержал, хотя предательски потрескивал все время, пока Дмитрий взбирался по откосу.
Оказавшись наверху, он обвел взглядом окрестности. Глаза привыкли к темноте, и в слабом свете тонкого месяца и звезд он разглядел в отдалении лохматую темную массу, в которой угадал лес. Дмитрий сел, обмотал ступни тряпками и пошел туда.
Вскоре до слуха донесся шелест листвы — с реки тянуло легким ветерком. Под ногами стелились трава и старая листва, временами хрустели сухие ветки. Деревья росли редко, и все как на подбор были с мощными узловатыми стволами и корнями, выпирающими из почвы. Нижний ярус леса занимал раскидистый кустарник.
Место показалось Дмитрию безлюдным. Он решил не забираться глубоко в чащу и, выбрав куст погуще и побольше, забрался в него, лег и свернулся клубком.
Глава вторая. ЗАТЕРЯННЫЙ В ПРОШЛОМ
Кряжистый пришел в себя и зашевелился. Дмитрий с облегчением вздохнул — ну вот, теперь он сможет уладить недоразумение. Мужик закрыл лицо ладонями, медленно сел и помотал головой. Потом стащил с макушки чалму и вытер ею лицо.
— Здорово ты меня приложил, — сказал он на удивление знакомым голосом.
Дмитрий обалдело опустился на песок. Велимир утерся и положил чалму на колено.
— Погоди, — ничего не понимая, сказал Дмитрий. — Ты, же умер. Четыре года назад. Я нашел тебя…
— Умер, — согласился Велимир, улыбаясь.
— Хочешь сказать, что и я тоже?
— Нет, — возразил Велимир все с той же улыбкой. — Ты жив. Но все равно что умер.
— Не понимаю. Как это?
Велимир огляделся.
— Ага, вот оно. — Он потянулся и подобрал с песка копье с широким листовидным наконечником. — Видишь? Так.
И с неожиданной легкостью сломал толстое древко, которое оглушительно треснуло — почему-то над самым ухом…
* * *
Его разбудил громкий треск возле самой головы. Дмитрий стремительно вскочил на ноги и лишь потом сообразил, что подниматься как раз не следовало бы. Наоборот, надо было затаиться под прикрытием кустарника.
Мальчишка лет пяти-шести в ярко-алой длинной рубахе, зеленых шароварах и белой шапчонке на бритой голове смотрел на него, широко раскрыв рот и выпучив карие миндалины глаз. В следующее мгновение из раскрытого рта мальчишки вылетел пронзительный визг и он умчался со всех ног, истошно вереща на бегу.
Дмитрий выбрался из кустарника и подошел к валявшемуся на земле предмету, который бросил бежавший пацан. Это оказался медный таз — по красной меди шел чеканный узор: переплетенные стебли, листья и цветы. Потом он заметил оструганную палочку сантиметров двадцати в длину, к середине которой был привязан длинный синий шнурок, шедший от валяющегося тут же мотка. Рядом лежал мешочек.
Дмитрий поднял его и заглянул внутрь — какое-то зерно. Он сложил палочку, моток и мешочек в таз и сел рядом, вперив взгляд в узор на коре дерева, росшего на самом краю полянки. Потом поднялся, взял таз и решительно захромал вслед убежавшему мальчишке.
* * *
— Дэв! В саду дэв! Помогите! — Улугбек[4] бежал и падал, поднимался и снова бежал. Он не оборачивался — боялся, что если вновь увидит чудовище с дико горящими глазами тигра, то ноги откажутся служить.
Пронзительные крики царевича переполошили всех — на отчаянные призывы о помощи со всех сторон спешили садовники, — нукеры[5], слуги и рабы. Улугбек споткнулся и во весь рост растянулся на садовой дорожке. Когда мальчик поднял серое от страха и пыли лицо, вокруг него собралась целая толпа. И тогда царевич с облегчением расплакался.
— Дэв! — крикнул он, кривя плачущий рот, и показал дрожащим пальцем: — Там…
Его подхватили на руки; он, торопясь и глотая слова, рассказывал, что тайком пошел в глухой уголок сада, чтобы наловить птиц, а там в кустах оказался дэв. Громадный, как гора, и страшный, как Иблис.
* * *
Дмитрий услышал людей раньше, чем увидел. Он не стал прятаться, а вышел на прогалину и остановился, протягивая на вытянутых руках брошенный мальчишкой тазик.
Их было пятеро — этаких оживших музейных манекенов, приземистых, смуглых человечков, вооруженных копьями, в доспехах и шлемах. И у каждого на боку длинный, слегка изогнутый тесак.
Он смотрел, как они приближаются, борясь с желанием развернуться и кинуться прочь — туда, где несет свои желтые воды река. Броситься в нее прямо с откоса. И плыть, плыть…
Заметив его, они остановились и коротко посовещались. Потом распались в короткую цепь и стали приближаться, держа наготове копья.
Он медленно поворачивался, чтобы не упускать их из виду.
Воины вышли из-под деревьев и уставили на него копья. Напротив Дмитрия стоял широкоплечий молодчик с раскосыми монгольскими глазами и вислыми редкими усами. Его копье было украшено красным бунчуком, а из-под круглого шлема выползала на плечо косица. Молодчик щерил гнилые зубы и грозил ему толстым, смуглым пальцем. Потом он прокричал что-то гортанным голосом.
4
Улугбек — внук Тамерлана от его сына Шахруха. Улугбек — один из наиболее известных внуков Тимура, в основном благодаря его увлечению астрономией. Некоторое время занимал трон в Самарканде, но был убит. Похоронен рядом с Тимуром в мавзолее Гур-Эмир, расположенном в непосредственной близости от построенной им обсерватории. Во время, когда разворачивается действие романа, Улугбеку было шесть лет от роду.