— Завтра… завтра… завтра… — залепетала Инна Георгиевна. — И, ради бога, не смейтесь надо мной, Матвей Родионович! Нет, нет, провожать меня не нужно, — взглянула она на Андрея.
Андрей озадаченно взирал на захлопнувшуюся за ней дверь.
На следующий день в квартире Барминых она появилась только в девятом часу вечера. В руках ее была закрытая картонная коробка, в каких обычно продают кастрюли-скороварки. От ужина она отказалась и даже не присела, хотя вид у нее был утомленный.
По дороге к Кучину Инна не доверила коробку Андрею, несла ее бережно и шла чуть поодаль от него. На все расспросы улыбалась загадочно и виновато.
Кучин открыл двери заспанный, хмурый.
— Торт, что ли, принесла? — увидев коробку в руках Инны Георгиевны, пошутил он. — Так мой день рождения уже прошел.
— Еле выпросила, — пропела Инна Георгиевна и прошмыгнула мимо Кучина в комнату. — Еще повезло, что на знакомых ребят угодила, на моих бывших однокурсников.
Она положила коробку на стол и раздвинула крышку.
— Вот!
Андрей, заглянув в коробку, увидел пушистого хомячка, испуганно таращившего на него бусинки глаз. Матвей Родионович только развел своими лапищами.
— Ну, ты даешь, Инна Георгиевна! С живностью-то экспериментировать нам вроде и не пристало. Как ты на это смотришь, Андрей Лаврентьевич?
Андрей не ответил, он смотрел, на Инну Георгиевну, пытаясь понять, что с нею происходит. От него не укрылось несвойственное ей возбуждение.
— Готовьте аппарат, Матвей Родионович, — взмолилась она. — Ну, пожалуйста! Это очень, очень важно. Да вы же и сами все понимаете. Включайте же!
Кучин, сокрушенно мотая головой, направился к аппарату. А Андрей помог Инне Георгиевне устроить зверька на металлической пирамиде. Хомячок, предоставленный самому себе, принялся обнюхивать металлическую опору под своими лапками, осторожно передвигаясь вдоль ее краев.
— Включаю! — послышался голос Кучина.
Хомячок вдруг замер. Ничего особенного, казалось, с ним не произошло. Все так же поблескивали бусинки его глаз, смешно топорщились усики. И только слабое искрение инея на шерстке свидетельствовало о том, что животное обратилось в мертвый и холодный комочек льда.
Сколько прошло времени после включения мазера, никто из троих сказать бы не смог, так велико было впечатление от этого необычного зрелища.
— Хватит же, хватит! — первой не выдержала Инна Георгиевна.
Щелчок тумблера, — и мертвый кусочек льда тотчас же ожил, как ни в чем не бывало хомячок продолжил исследование площадки.
Кучин плюхнулся на стул, замотал головой. Инна Георгиевна стояла, закрыв лицо ладонями, рот ее был приоткрыт, плечи опустились, сжались.
— Инна Георгиевна, — шепнул Андрей, — что с вами?
Она вдруг бросилась к нему, спрятала голову на его груди, и он ощутил, как мелко вздрагивает все ее тело.
Андрей остался сидеть на скамейке во дворе клиники, пока Инна Георгиевна относила хомячка. Она появилась, когда на улице уже стемнело и зажглись фонари.
Он взял ее под руку, крепче прижал к себе. Она быстро взглянула на него, но ничего не сказала и не отстранилась. Очутившись в тени тополей, там, где не было ни души, Андрей повернул ее к себе лицом.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — сказал он. Тогда она осторожно отстранилась.
— Я знала, что услышу от тебя это, — шепнула она, — но не думала, что так скоро.
— И что же ты ответишь мне?
Вместо ответа Инна Георгиевна сняла очки.
— Ты знаешь, что это такое?
— Очки.
— Это минус семь с половиной. Видишь ли, Андрюша, какое дело, в моей семье из поколения в поколение идет беда. Моя бабушка ослепла в пятьдесят два, а мать в тридцать девять. Слепота наступает медленно, но неотвратимо. Тебе нужна слепая жена?
У Андрея медленно холодело внутри.
— Ты шутишь… — пробормотал он.
— Родной мой, такими вещами не шутят. Я же медик, немного смыслю в том, о чем говорю. Идет наследственное отмирание зрительных нервов. Почему — современная медицина не знает. И помочь бессильна. Вот такие-то у меня дела, Андрюша…
Инна Георгиевна снова надела очки.
— Теперь я могу рассказать тебе и другое. Со своей неотвратимой слепотой я смирилась. Но вот мне угрожает новое несчастье, куда более страшное. Как ты думаешь, хороший я врач? Не отвечай, я сама тебе скажу: никудышный. Более посредственной студентки у нас на курсе не было. И дело было не в слабом зрении, а в моей инертности, моем равнодушии к выбранной профессии.
— Да ведь ты наверняка преувеличиваешь, — запротестовал Андрей, — бог знает, что на себя наговариваешь.
Инна Георгиевна вымученно улыбнулась.
— Преподаватели, знавшие о моей обреченности, жалели меня, тянули с курса на курс. Жалость… Как это противно! А я смирилась с мыслью, что как-нибудь дотяну до инвалидности, Инна Георгиевна поежилась. — И вот появился ваш магнитный мазер… Сначала меня поразила преданность Матвея Родионовича своей идее. Рядом с ним я по-настоящему ощутила себя пустым и никчемным человеком. Ох, как мне стало страшно, Андрюша! Потом… кастрюля с водой. С нее-то все и началось. Вода, вода, вода! Меня словно снежной лавиной подхватило, завертело, понесло. Я вдруг вспомнила все, что где-то и когда-то слышала о попытках заморозить человека с тем, чтобы спустя много лет снова возвратить его к жизни. Все они были обречены на провал. Живая клетка состоит в основном из воды. А замерзая и приобретая кристаллическую структуру льда, вода увеличивается в объеме, рвет мембраны, разрушает всю конструкцию клетки. Заморозив теплокровное существо, исследователи обрекали его на верную гибель. Эксперименты в этом направлении давно прекратились. Ты слушаешь меня, Андрюша? Я сама не понимаю, почему мне все это сразу пришло на ум, лишило меня покоя, совершенно выбило из колеи… — Инна Георгиевна помолчала, тиская в руках свою сумочку. — Я ведь что сообразила: мазерный луч не замораживает воду в обычном состоянии, он превращает ее в какое-то особое состояние, не нарушая свойственных ей молекулярных связей. Как и что при этом происходит — объяснят со временем физики. Я же точно уяснила: вот он — способ замораживания человеческого тела при полном сохранении всех тканей. Хомячок подтвердил мою догадку. Мы, все трое, оказались у истоков чудеснейшего открытия. Ты слышишь, Андрюша, — открытия!
Она ткнулась головой в плечо Андрея, замерла на минуту.
— Ну что ж, — сказал Андрей, перебирая ее волосы, — нам остается поздравить друг друга и во всеуслышание заявить о нем.
Она сразу отстранилась, уставившись в его лицо немигающими глазами.
— И тогда оно перестанет быть нашим открытием, — тихо произнесла она. — Наши эксперименты продолжат более компетентные в этом люди.
— Да кто же лишит тебя права участвовать в этих экспериментах? — поднял голос Андрей. — Человек почувствовал в себе такие силы…
— А кто примет всерьез самую посредственную посредственность? Я должна буду на деле доказывать, чего стою. Но пока я это сделаю, я окончательно ослепну. И это будет конец, Андрюша.
Теперь он все понял и содрогнулся. Ему раскрылась такая человеческая трагедия, которая и в дурном сне не привидится. А какими словами сможет он выразить свое участие? Любое слово в его устах прозвучит сейчас фальшью.
Взяв ее за руки, Андрей сказал:
— Сегодня мать испекла пироги с яблоками, а она на это дело великая мастерица. Она наказала, чтобы я без тебя не появлялся. Давай забудем пока все тревоги, сядем за стол и решим, когда нам сыграть свадьбу. Я ведь от тебя все равно не отступлю, учти.
— Нет, Андрюша, — Инна Георгиевна ответила сухо и решительно, что было ей совсем не свойственно, — сегодня мне нужно побыть одной и крепко подумать. У меня просто нет времени на пироги, я и так многие годы растратила впустую. Хватит с меня. Извинись за меня перед своей мамой. И, пожалуйста, не провожай меня.
— Может быть, я все-таки смогу помочь тебе?
Инна Георгиевна отрицательно покачала головой.