Выбрать главу

Скорее, чтобы спасти будущего хирурга от еще большего покраснения и разрядить обстановку, я рассказал про шар. Дядя, на мое удивление, отреагировал серьезно.

— Параметры объекта? — поинтересовался он.

— А ведь бабка Прасковья говорила сегодня, что видела знамение, — сквозь сон пробормотал участковый, перебив полковника. — Грядет Апокалипсис!

— Бесовство и чертовщина! — возразил батюшка. — Отец наш всемогущий этот мир создал, и конца ему не будет, доколе не наступит День Страшного Суда.

— А когда он наступит, этот день? — спросила Марина.

— Сие никому неведомо, — ответил отец Илья. — Так что живите каждый день, как последний.

Мы задумались. Астроном беззвучно шевелил губами. Я сперва решил было, что парень читает молитву, но, прислушавшись, различил:

— В начале — пустота, материя, жаждущая света. Сначала один единственный фотон озаряет светом пустоту, затем тысячи и тысячи. Пробуждаются оптотронные реле, активизируются подпрограммы и среди хаоса пробуждается голографическое сознание…

— Чего-чего? — переспросил я.

— Да все элементарно и легко объяснимо, — отмахнулся Михаил. — Ты видел или луну, или солнце. Вернее его голографическое отображение, созданное преломленными в атмосфере лучами. Такой эффект может дать взвесь кристалликов льда, или…

Дальше этот бред не слушал. Но у каждого, включая даже попа, нашлась история о встрече со сверхъестественным. И каждую историю астроном пытался объяснить с научной точки зрения, которую мало кто разделял.

Я не помню, во сколько я пошел спать, уверен в одном — было не меньше трех часов ночи. Я даже не помню, как я добрался до койки.

Проснулся я от яркого солнечного света, ударившего в глаза. Вот какого хрена солнцу не спится по утрам? Протерев глаза, я нащупал свой телефон, лежавший у кровати на табуретке, рядом с предусмотрительно приготовленной еще с вечера бутылкой минеральной воды. Часы на дисплее показывали 9:22. Это, выходит, я и шести часов не проспал! Будить человека в такую рань после такого застолья — бесовство! Никакого гуманизму!

Стоп! Какое, нахрен, солнце 15 февраля в 9:22 утра? Электричество, что ли, моргнуло? Да нет, свет вообще был выключен. Отвинчивая на ходу крышку с бутылки, я добрел до окна и раскрыл шторы… да так и застыл, уронив челюсть на грудь.

Небо прочертила белесая полоса двойного протуберанца. Стрела дыма простиралась налево и направо, насколько хватало глаз. Густые, плотные клубы, совершенно не походили на следы от реактивного самолета, да и значительно превосходили их по размеру. Ракета? Или что-то неудачно запустили на Байконуре, и оно отрикошетило от небесной тверди? А, может, того круче — Северная Корея, наконец, бахнула?

— Черт! — воскликнул я, ударив себя по лбу. — Телефон!

И бросился к аппарату, лежащему на табурете, чтобы заснять это удивительное явление природы. Наверно, это меня и спасло… громыхнуло так, что весь дом, казалось, подбросило. Стекло взорвалось мелкими осколками и сверкающим вихрем влетело в спальню, жаля меня в руку и бок. Загремели, подпрыгивая, бревна сруба, загремели жестянки, зазвенела посуда, падающая на пол. Меня самого швырануло на волчью шкуру, лежавшую вместо ковра, и протащило на ней до стены.

— Вспышка справа! — раздался зычный голос полковника.

Завизжала Марина. Батюшка вставил словцо, не подобающее его сану. В соседней комнате кто-то свалился на пол.

Раскат грома начал стихать, но за ним последовал второй, пахнув в разбитое окно горячим и сухим воздухом, словно от печки. Все вокруг дрожало и вибрировало. Затрещали доски перекрытий.

Опасаясь, как бы меня не придавило крышей, ежели она вдруг упадет, я схватил овчинный полушубок, служивший мне одеялом, и заторопился к выходу. В дверях я столкнулся с дядей, уже успевшим напялить на себя камуфляж. Вот же выучка!

— На выход! — гаркнул он.

Я вылетел во двор вслед за Мариной, вытолкнувшей на снег отчаянно матерящегося брата. Все участники ночной гулянки уже были здесь. Громыхнуло снова. Протяжно, раскатисто. Посильней, чем во второй раз, но намного слабее, чем в первый. Судя по звукам, переполох царил во всей деревне.

Наступив на бампер стоявшего во дворе УАЗика, я запрыгнул на капот, а с него — на крышу сеней. Со всех домов, со всех дворов, на улицу высыпали люди. Кто-то полуодетый, а кто-то вовсе в одном исподнем. В нескольких местах в небо поднимались клубы пыли, говорящие о том, что не все дома выдержали испытание. В конце улицы вообще стоял столбом дым, подсвеченный изнутри огнем пожара.