– К порядку! Если вы таким образом заявляете свой протест, то он отклонён.
– Ответчик непричастен к созданию вируса, и это косвенно подтверждает тот факт, что он сам до конца не понимает механизм его воздействия на клетки живого организма. Повторная экспертиза показала, что патент не раскрывает сущность изобретения и содержит существенные пробелы, – продолжал истец. – Более того, как вы видите из отчётов, представленных моим клиентом, вирус способен долгое время пребывать в анабиозе, при этом возможна его повторная активация для исполнения новой программы. Иными словами, патоген, введённый пациенту, может быть использован для лечения других болезней в будущем. Тогда как методика ответчика приводит к гибели патогена. Знал ли он об этом? Если нет, то это доказывает его некомпетентность. Если да, очевидно, целью такой тактики служило извлечение прибыли, а вовсе не благосостояние пациентов.
– Ложь! Он лжёт, ваша честь! – Причар сорвался на крик. Чем дальше, тем больше это походило на настоящее безумие – с самого начала всё, что он делал, было сущим безумием, но теперь он неотвратимо терял контроль над ситуацией.
– Ещё одно проявление неуважения к суду, и мы продолжим рассматривать дело без вас, – осадил его судья. – Продолжайте!
– Спасибо, ваша честь, – адвокат отвесил судье лёгкий поклон, а потом достал главный козырь: – Помимо прочего, мой клиент предоставил доказательства того, что пациент, которому ответчик ввёл вирус в октябре, вовсе не был первым. До него как минимум один человек получил экспериментальное лечение в августе того же года, и вы имели возможность ознакомиться с его делом.
Судье передали медицинскую карту в прозрачном пластиковом пакете. Кровь отхлынула от лица Причара, он пошатнулся и сел, чтобы не упасть: с фотографии на личном деле на него смотрела молодая женщина с тяжёлыми тёмным локонами. Смотрела прямо в глаза и вызывающе улыбалась, уверенная, что она со всем справится.
– Пациентку, чью карту вы держите в руках, звали Марта Новак. Она умерла через неделю после инъекции вируса. Доктор Причар, напомните, сколько на тот момент давал ей лечащий врач?
– Шесть месяцев, – одними губами прошептал он, уставившись пустым взглядом в пространство перед собой.
– Простите, не могли бы вы повторить? Вы должны, нет, обязаны были это знать, когда…
– Шесть месяцев! – из груди Причара вырвался стон, и он закрыл лицо руками.
– Убийца! – крикнул кто-то с задних рядов.
– К порядку! – гаркнул судья, ударив молотком.
Дальше всё было как в тумане. Причар проклинал себя за то, что отдал папку Александру Шарпу. За то, что в августе, необычайно мягком и солнечном для их климата, ограничился парой осмотров, стандартными анализами и дежурными звонкам. Марта уверяла, что чувствует себя отлично, и собиралась в поездку с детьми и роднёй мужа. А на седьмой день не ответила: ничего, подумал тогда Причар, наверное, просто закрутилась – желание везде успевать и всё контролировать не ослабил даже смертельный недуг. На восьмой он собирался заехать к ней домой, но был слишком занят и отложил поездку на завтра. А на девятый позвонил её муж, Новак… тогда уже вдовец.
Суд признал патент Причара недействительным, а к вечеру сеть захлестнула волна обличительных постов и статей: «Пастырь умер, да здравствует корпорация!». Невозможно долго – целый месяц интернет-сообщество кипело от ненависти словно адский котёл, над опустевшим зданием клиники кружили квадрокоптеры, почту разрывало от писем с угрозами… а потом у людей нашлись новые поводы для праведного гнева.
Но с того самого дня, когда вирус поступил в продажу, он просыпался с мыслью, что это начало конца – совсем как тот чокнутый старик, одержимый войной. Время шло, и теперь на историю муравьиного пастыря можно было наткнуться разве что в Википедии, и то от нечего делать, прокликав дюжину гиперссылок. Причар успел обзавестись благородной сединой, и почти поверил, что ошибся, когда грянул гром.
Причар и его внук собирались бежать заграницу, когда его задержали на парковке возле собственного дома. Всё происходило так быстро, что он и пикнуть не успел: повязали, зачитали права, усадили в полицейскую машину и повезли куда-то – так он снова на старости лет оказался на скамье подсудимых, на этот раз в пластиковых наручниках. В зале яблоку негде было упасть: представители корпорации, журналисты и полицейские – намного больше полицейских, чем того требовал протокол. Восковые лица выдавали тех, кому лет десять назад ввели вирус, чтобы остановить процесс старения. Социальный юрист даже не взглянул на своего клиента: он присутствовал на заседании формальности ради. А на улице, под окнами, словно шумел прибой – толпа скандировала «Смерть Причару!».