Гюльпери было двадцать три года. Это была невысокая, полная брюнетка. У нее был такой тяжелый характер, что в деревне никто не хотел жениться на ней. Никто даже не сватался.
Через два дня Гаджи-Насир вернулся домой не один, а с Гюльпери и, обняв Нуреддина, сказал:
— Сын мой, это твоя новая мать. Подойди, поздоровайся, поцелуй ей руку.
Это известие так потрясло мальчика, что он побледнел и задрожал, как в лихорадке. Кроткий, ласковый образ покойной матери встал перед его глазами. Впервые в жизни он не послушался отца и не сделал того, что ему приказывали. Он не подошел к Гюльпери.
— Ах, папа, как скоро ты забыл бедную маму! — воскликнул он и зарыдал.
Слова сына ножом вонзились в сердце Гаджи-Насира, и он тоже заплакал. А Гюльпери рассердилась.
— Разве так встречают молодую жену? Ты меня на поминки привел сюда, что ли?
— Ты права. Тебя должны были встретить веселым пиршеством все мои родственники, но их нет у меня. С этого дня ты будешь хозяйкой в этом доме. Я прошу тебя только об одном — замени моему сыну мать, полюби его. Он умный, хороший мальчик. Но он ведь еще совсем ребенок, вспомнил мать и плачет. Он привыкнет, полюбит тебя и во всем будет слушаться. Пойдем, я покажу тебе твои комнаты и вещи, сказал Гаджи-Насир.
С этого дня начались несчастья в жизни Нуреддина. Очень скоро Гюльпери проявила свой характер во всей красе. С утра до вечера она ничего не делала и только кричала на прислугу. Особенно донимала она своего пасынка, ругала и била его без всякой причины. Нуреддин терпеливо сносил все и не только не жаловался отцу, но, чтоб не огорчать его, старался казаться веселым.
С каждым днем Гюльпери становилась все несносной.
Старый слуга, проживший в доме Гаджи-Насира больше десяти лет, не выдержал вздорного характера новой хозяйки, рассчитался и ушел. Давным-давно уволилась бы и Бахар, но эта сердечная и добрая женщина помнила покойницу Халиму, ее предсмертную просьбу заботиться о сыне, и ради нее и Нуреддина терпеливо переносила все нападки Гюлъпери.
Гаджи-Насир видел все это и горько жалел о том, что женился вторично. Чтобы не слышать криков Гюльпери, он рано утром уходил на базар в свою лавку и возвращался домой поздно вечером. И торговые дела, которые теперь приносили одни убытки, и домашние раздоры подтачивали его здоровье. Он таял, как свеча.
Нуреддин большую часть дня проводил в школе.
— Погоди, не сегодня-завтра умрет старик, и я стану полновластной хозяйкой. Тогда ты и одного дня не останешься в школе! — кричала ему Гюльпери.
Около года продолжалась эта жестокая тирания. Однажды, когда Нуреддин вернулся из школы, Гюльпери начала бить его за то, что он будто бы поздно пришел. Как раз в это время вошел Гаджи-Насир. Он отнял Нуреддина у разъяренной жены и с гневом сказал:
— Неблагодарная! Я избавил тебя от нищеты, женился на тебе для того, чтобы ты заменила мать моему ребенку, а вовсе не для того, чтобы ты стала его палачом. Клянусь святым прахом Халимы, что я и одного дня не потерплю тебя в своем доме. Сейчас же разведусь с тобой.
С этими словами он ушел на базар. А через полчаса кто-то прибежал оттуда со страшной вестью: Гаджи-Насир умер в лавке от разрыва сердца. Немного погодя принесли его похолодевшее тело.
Сильнее, чем смерть отца, Нуреддина поразило бесстыдное притворство, лицемерие Гюльпери. Она рыдала, била себя по голове, царапала ногтями лицо, бросалась на тело мужа. Мальчик понимал, что она давно ждала этой смерти и в душе была рада ей. Он котел сказать об этом всем соседям и знакомым, собравшимся на похороны, но вспомнил завет отца: «семейные секреты никогда не следует открывать посторонним людям» — и промолчал. Забившись в угол, он с ненавистью, смешанной с удивлением, смотрел на Гюльпери, проливавшую обильные слезы. Он даже не плакал. Ему не хотелось быть похожим на нее. И все, кто не знал его страданий, сочли его бессердечным, бесчувственным сыном, а лицемерную Гюльпери — любящей и преданной супругой.
Похороны отца показались Нуреддину тяжелым сном.
Через три дня после смерти Гаджи-Насира Гюльпери разбудила Нуреддина ранним утром, поцеловала его, дала ему денег и сказала:
— Не надо забывать об ученье, сынок. Иди в школу. После уроков можешь погулять с товарищами. Тебе надо немного рассеяться. Нынче придут должники отца, и я весь день буду занята с ними. Вставай скорее!
Мальчик очень обрадовался, быстро оделся, взял сумку с книгами и побежал в школу. Всю дорогу он ломал себе голову:
«Почему вдруг она стала такой доброй? Если бы она была такой с самого начала, отец не умер бы от разрыва сердца. Интересно, что заставило ее так перемениться ко мне? Жалко ей меня, что ли? Или она боится Имамверди? Он хороший старик и очень меня любит. И долго ли она будет так ласково обращаться со мной? Боюсь, уедет Имамверди, и она опять начнет бить меня. А мне и пожаловаться теперь некому... Одной Бахар, но Гюльпери, наверно, прогонит ее.» С такими невеселыми думами дошел он до школы.
Нуреддин был прав. Гюльпери неспроста переменилась к нему. Она знала, что все имущество Гаджи-Насира перейдет по наследству к сыну, а так как он еще не достиг совершеннолетия, будет назначен опекун. Хитрая женщина надеялась стать его опекуншей, и это ей удалось.
Она рассчитывала, что Нуреддин получит в наследство большое богатство. Но после того, как подсчитали и уплатили все долги, осталось совсем немного денег, дом, драгоценностей тысяч на двенадцать да домашние вещи, перешедшие к Нуреддину от покойной матери.
Когда мальчик вернулся из школы и Гюльпери сказала ему, что ее назначили его опекуншей, он понял, почему она с ним так ласкова, и это не утешило его. Бахар это заметила и попыталась подбодрить его:
— Не бойся, пока ты жив, ей и прикоснуться не позволят к твоей копейке. И она уже не будет тебя мучить, потому что иначе ее лишат права быть твоей опекуншей.
Эти слова обрадовали Нуреддина, тем более, что в первые месяцы после смерти отца они оправдались. Гюльпери и в самом деле не мучила его, была даже добра к нему. Но ее лукавое притворство не могло обмануть Бахар. Она, хоть и успокоила Нуреддина, сама очень встревожилась. Она нисколько не верила в то, что Гюльпери действительно переменилась и подобрела. Во всех поступках вздорной женщины она подозревала тайный умысел и внимательно следила, как бы та чего не сделала с Нуреддином.
Гюльпери чувствовала, что за ней постоянно наблюдает зоркий глаз, и хотела как-нибудь избавиться от Бахар. Но зная, что та выросла в доме Гаджи-Насира и занимает среди слуг особое положение, она всячески скрывала свои враждебные намерения.
Большую часть своей жизни Имамверди провел в деревенской глуши. Он не привык к шумной жизнь, в городе, тяготившей его. Как-то он сказал дочери:
— Ну, Гюльпери, дела твои теперь налажены, мне тут уже нечего делать. Да и не хочется дышать пыльным городским воздухом. Поеду-ка я домой. И вы с Нуреддином, когда у него начнутся каникулы, соберитесь и приезжайте ко мне. Проведете лето на свежем воздухе, поправитесь.
— Ну что ж, поезжай, — ответила дочь.
Расставаясь с Нуреддином, Имамверди ласково поцеловал его и сказал:
— Сынок, постарайся получше сдать экзамены. Приедешь ко мне, посмотришь, какая красота у нас в деревне. Я приготовлю удочку, каждый день будешь ловить рыбу в речке, купаться, собирать ежевику, грибы в лесу. Приезжай, сынок!
Разлука с дедушкой Имамверди огорчила Нуреддина, но он утешал себя тем, что до поездки в деревню осталось не так уж много времени. Он никогда не выезжал из родного города, о лесах и реках знал только по книгам и с нетерпением ждал летних каникул.