им любоваться. Однажды за обедом, когда Мак-Магон набила полный рот редиской, Маляйка неожиданно спросил ее: -- А мой другой папа, который умер, тоже был доктором? -- Нет, он служил где-то,-- ответил Куваев за подавившуюся Дарью Семеновну. Маляйка посмотрел на всех своими откровенными детскими глазами и неловко потупился, точно ему сделалось совестно за чужую ложь. -- А моя другая мама была красивая...-- прибавил он, продолжая какую-то невысказанную мысль. Дарья Семеновна и Варенька переглянулись: откуда ребенок мог набраться таких глупых вопросов? Конечно, это натолковала ему глупая нянька или Паша... Мак-Магон вообще относилась к Маляйке подозрительно и точно боялась его. Она еще в день приезда строго-настрого заказала Ефимовне, чтобы Маляйка не смел называть ее бабушкой,-- какая она ему бабушка? У ея дочерей, конечно, могут быть дети, но она совсем не желает для этих детей превращаться в старуху. Эта комедия забавляла Куваева, но с своей стороны он даже был рад таким отношениям Макь-Магона. Было бы хуже, если бы в ней вдруг проявились горячия родственныя чувства, а теперь она очень разумно устроилась. Куваев боялся, что Маляйка сделается невольным слушателем разных театральных разговоров и в нем может проснуться "театральная кровь", как говорила Паша, когда сердилась на своего воспитанника. Что угодно -- только не театр. Лучше быть сапожником, простым рабочим, но не актером. Умирающая мать была права тысячу раз. Разные откровенные вопросы Маляйки вообще шокировали больших, и его не стали показывать гостям, как это проделывалось раньше. Мак-Магон решила, что Маляйка вступил в свой "неблагодарный возраст", и его следует удалить даже от обедов и завтраков, как это делают за границей. А потом отдать куда-нибудь в закрытое заведение или в пансион -- и делу конец. Что же еще можно сделать для него, если родные отцы и матери находят это самой лучшей системой воспитания. -- Это мы увидим,-- уклончиво соглашался Куваев. Присутствие Мак-Магона, кроме Маляйки, очень выгодно отразилось и на Вареньке. Она сделалась ровнее и спокойнее. Не было тех минут апатии и скуки, которыя появились в последнее время. Потом исчез г. Сальников, потому что он не понравился Дарье Семеновне, а она владела секретом выживать людей. Вообще, ея пребывание у Куваева ничего страшнаго не представляло, как могло показаться с перваго раза. Она успокоилась на даровом существовании -- ела за двоих, спала после обеда и для развлечения придумывала разныя необыкновенныя болезни. По каким-то расчетам или по присущему женщинам такту, она никогда не говорила о театре, по крайней мере так было в присутствии Куваева. -- Я ведь у вас не разживусь,-- говорила Дарья Семеновна в накатывавшияся на нее минуты меланхолии. Куваев про себя смеялся над этой комедией, но иногда к нему в голову заползала предательская мысль: а что если бы Дарья Семеновна взяла да вдруг и умерла?.. Право, это было бы недурно, хотя желать смерти кому-нибудь вообще плохая логика. А с другой стороны Дарья Семеновна сразу поняла в Куваеве мещанскую жилку и по-своему сумела воспользоваться слабым пунктом. Она умела угадать каждое желание своего зятя и предупреждала его во всех мелочах, не теряя собственной самостоятельности. Это была тонкая и ловкая игра, которая понималась без слов. Комнаты были переделаны заново, мебель реставрировала; появились вязаныя салфеточки, коврики, какия-то подкладочки и вообще те мелочи, на которыя так изобретателен женский ум. Прислуга ходила по ниточке, посуда блестела, как сейчас из магазина, Варенька была одета по картинке, а расходы оставались те же, кроме передержек на первое обзаведение. -- Вы святая женщина, Дарья Семеновна,-- умилялся Щучка, попивая после обеда свой любимый ликер.-- Раньше у них нельзя было, остаться обедать, а теперь даже ликер -- Да ведь ваша жена святая женщина?-- смеялся Куваев. -- Что же, две святых женщины не помешают одна другой, хотя один раскаявшийся грешник и приятнее Господу десяти никогда не грешивших праведников. M-me Курчеева была того же мнения и даже презентовала Дарье Семеновне какую-то подушечку собственной работы. Правда, эту подушечку решительно нельзя было пристроить никуда -- ни на диван, ни под ноги, ни на кровать, но это уж недостаток всех подарков от чистаго сердца. -- Жаль, что мне не придется здесь остаться надолго,-- говорила Дарья Семеновна своим поклонникам и томно закрывала глаза.-- У всякаго свои обязанности... Проницательный Щучка, подмигивая, однажды сказал Куваеву: -- Конечно, Дарья Семеновна прекрасная женщина, но у ней что-то вышло с Хомутовым... Если бы мне навязалась такая теща, я отравил бы ее каким-нибудь растительным ядом.