Там был, например, Свиндлер — проповедник, который по воскресеньям становился на стул в Центральном парке и ораторствовал о бренности бытия, а в это время его товарищи ловко обшаривали карманы набожных и доверчивых слушателей. Там был некий Кримпсон, член секты трясунов, который во время молений приходил в такой экстаз, что в изнеможении падал на рядом трясущегося единоверца, который потом с изумлением замечал, что его часы унесены злым духом.
Пирсон, добродушный толстяк, ездивший в общественных каретах и замечавший, как правило, уже в дороге, что он сел не в ту карету, после чего карманы его соседей оказывались опустошенными.
Да, здесь были сливки преступного мира! Эти достойные джентльмены занимали второй ряд скамей, а на первом сидели еще неоперившиеся юнцы, но уже заметно тронутые печатью порока.
Кломп был встречен ропотом восхищения. Джимми и Майкл стояли неподвижно в центре комнаты.
— Ату их! — крикнул Кломп.
Сидевшие в первом ряду молодые мошенники немедленно набросились на братьев, швыряя их подобно мячам вдоль и поперек широкого круга игроков,
— Стоп! — скомандовал Кломп.
Круг мгновенно распался. Братья растерянно озирались, стоя в опустевшем центре комнаты.
— Где моя скрипка? — воскликнул Джимми.
— Где моя шляпа? — вторил ему Майкл.
— Кто взял скрипку? — спросил Кломп.
— Я! — ответил один из учеников, махая скрипкой над головой.
Кломп обратился к Джимми.
— Кто взял твою скрипку?
— Вот этот! — смело сказал Джимми, направляясь к мальчику лет двенадцати с рыжими волосами и лицом, испещренным оспой.
Указанный мальчишка поднялся и подошел к Кломпу, подняв руки и раздвинув ноги.
— Обшарь! — приказал Кломп Джимми.
Это было бесполезно. У мальчишки скрипки не было.
— Кати! — крикнул Кломп.
Повторилась та же история и с тем же результатом. Джимми казалось, что он видит скрипку, но как только указанный вор подходил к Кломпу — скрипка исчезала.
— Отдать! — крикнул Кломп.
Джимми едва успел поймать на лету свою скрипку, но никогда бы не смог сказать наверное, чьи руки ее бросили. Продемонстрированы были и другие столь же поучительные упражнения. На губах Кломпа играла улыбка искреннего удовлетворения. Он гордился своими воспитанниками.
Кломп отвел Майкла и Джимми в их комнату.
— Ну, что скажете? — спросил он. Братья молчали.
— Будем говорить откровенно, овечки мои, — продолжал Кломп. — Видели вы всех этих воробушек?.. Смышленые детишки, но… грубы, неотесаны… Да и физиономии такие, что самый беспечный из полицейских обратит внимание… А вот вы — совсем иное дело! Кроткий взгляд, ангельские мордашки — вам всякий с восторгом поверит. Это очень важно… Да я из вас за месяц сделаю мастеров высшего класса!..
— Это означает, — сухо ответил Джимми, — что вы предлагаете нам стать ворами?
— Ворами? — вскричал Кломп. — О! Что за отвратительное слово! И за кого же вы меня принимаете?.. Видите ли, дети мои, в городе есть некоторое количество неблагоразумных людей, позволяющих цепочкам от своих часов болтаться на жилете или забывающих свои бумажники в плохо застегнутых карманах… Это заблудшие, которых надо наставлять на путь истины…
Майкл шагнул вперед.
— Знайте, — холодно сказал он, — что мой брат и я — честные люди, и наотрез отказываемся от вашего подлого предложения.
— Ого–го! — воскликнул Кломп. — Вот как! Мы смеем обсуждать поведение нашего папаши!.. Хорошо… Очень хорошо… Что ж, у вас будет время поразмыслить о своем неблагоразумном поведении…
Он свирепо осклабился и вышел. Лязгнул засов. Майкл и Джимми остались одни…
В этот день им не принесли ни пищи, ни воды.
То же самое повторилось на второй день, на третий… Сначала братья колотили в дверь, кричали, звали, проклинали… Потом они успокоились, приняв твердое решение не унижаться больше до слез и проклятий, а встретить свою судьбу с достоинством порядочных людей. И — странное дело — после этого решения голод и жажда будто отступили перед мужественной решимостью этих рано повзрослевших детей.
Утром четвертого дня дверь их темницы распахнулась.
— Ну как? — спросил Кломп. — Вы подумали о своем поведении? О, какие вы хмурые! Вы, верно, сердитесь на дядюшку Кломпа… Зря! Посудите сами: кто назвал бы меня умным человеком, если бы я ни с того ни с сего стал бы кормить первых встречных бездельников?
Юноши молчали.
— Дик! — заорал Кломп. — Приготовь им поесть!
Осознали ли братья всю бесполезность сопротивления или голод сломил их порядочность, но Кломп с удовлетворением отметил резкую перемену в их поведении. Они охотно посещали уроки преступной школы и даже проявили незаурядные способности.