- Но мы уже давно отказались от этого обычая, Клайв, душечка! произнесла миссис Маккензи, покидая столовую.
- Зато мы перешли на хороший кларет, мой мальчик! - шепнул дядя Джеймс. - Давай, Клайв, откупорим еще бутылочку и выпьем за здоровье и скорое возвращение нашего милого полковника, да поможет ему бог! Кажется, Том вовремя разделался с банком Уинтера, - спасибо нашему другу Раммуну Лалу! и вошел в отличное дело с этим Бунделкундским банком. На Гановер-сквер очень одобрительно отзываются о нем, и я читал в "Хуркару", что о их акции уже превысили номинал.
Клайв ничего не слышал о Бунделкундском банке, если не считать нескольких слов в отцовском письме, врученном ему нынче в Сити.
- Отец перевел мне сюда на редкость щедрую сумму, сэр. - И вот они налили еще по бокалу и осушили их за здравие полковника.
Тут опять заходят Рози и ее маменька показать свои очаровательные розовые платья перед отъездом к миссис Ньюком, а потом Клайв закуривает в сенях сигару и покидает Фицрой-сквер, - можете себе представить, как ликовали собравшиеся в "Пристанище", когда в клубах табачного дыма появилось лицо нашего юного друга.
^TГлава XLI^U
Старая песня
Вскоре в Лондон вернулись многие из римских знакомых Клайва, юноша стал снова встречаться с ними, и у него образовался свой круг, свои связи. Он счел возможным завести пару хороших лошадей и появлялся в Парке среди других молодых денди. С мосье де Монконтуром они были в тесной дружбе; с лордом Фаремом, купившим у Джей Джея картину, считались приятелями; сам майор Пенденнис объявил его милым юношей, прибавив, что - как ему довелось узнать - к Клайву весьма расположены в некоторых высоких сферах.
Спустя несколько дней Клайв отправился в Брайтон навестить леди Анну и сэра Брайена, а также добрую тетушку Ханимен, у которой квартировал баронет; и, наверно, так или иначе, сумел узнать, где в Мэйфэре проживает теперь леди Кью.
Однако он не застал графиню, когда туда явился; не оказалось ее дома и на второй день, и от Этель не последовало никакой записочки. В Парке она не каталась, как в прежние времена. А Клайв, хотя и пользовался расположением в некоторых сферах, не был вхож в тот большой свет, где бы мог повстречать ее в любой вечер на одном из тех приемов, куда "все ходят". Ежедневно он читал ее имя в газетах в списке гостей на балу у леди Z либо на министерском рауте у леди N. Поначалу он боялся говорить о своих сердечных делах и никому их не поверял.
И вот, облаченный в щегольской костюлг, он разъезжал верхом по Куин-стрит, Мэйфэр, не пропускал ни одного катания в Парке; даже посещал богослужения в соседних церквах и сделался завсегдатаем оперы - занятие пустое и малоподходящее для юноши подобного нрава. Наконец один знаток человеческой природы, подметивши его состояние, резонно предположил, что он, без сомнения, влюблен, и мягко попенял ему, в ответ на что Клайв, только и мечтавший открыть кому-то душу, поведал обо всем, что здесь рассказывалось: как он старался излечиться от этой страсти и был уверен, что достиг успеха; но когда в Неаполе услыхал от Кью, что помолвка последнего с мисс Ньюком расторгнута, обнаружил, что погасшее было пламя разгорелось с новой силой. Ему нетер-пелось ее увидеть. Ofl покинул Неаполь, едва узнал, что она свободна. И вот уже десять дней он в Лондоне, но даже мельком ни разу ее не видел.
- Эта миссис Маккензи так меня допекает, что я прямо не знаю, куда деваться, - говорил бедный Клайв. - Бедняжку Рози заставляют дважды на дню писать мне разные записки. Она доброе милое созданье, эта крошка Рози, и я действительно когда-то подумывал, что... Впрочем, пустое!.. Мне теперь не до этого - несчастней меня, наверно, не сыщешь, Пен! - Дело в том, что в наперсники был временно возведен мистер Пенденнис, пока Джей Джей находился в отпуске.
Эта роль обычно была по вкусу нашему летописцу, особенно на короткий срок. Думается, почти каждый влюбленный - будь то мужчина или женщина представляет собой известный интерес, по крайней мере ненадолго. Если вы узнаете, что на вечере, куда вас изволили пригласить, будет несколько влюбленных пар, - разве сборище это не станет для вас много интересней? Вот по анфиладе комнат идет Огастус Томпкинс, пробираясь через толпу гостей к тому дальнему углу, где чинно сидит мисс Хопкинс, которую обхаживает этот дурак Бамкинс, уверенный, что его ухмылка просто неотразима. Вот сидит мисс Фанни - рассеянно слушает пространные комплименты пастора и через силу улыбается тому вздору, который несет капитан. Но вдруг лицо ее озаряется радостью, а в глазах, устремленных на болтливого капитана и галантного священника, нетрудно прочесть восхищение. И все потому, что появился Огастус; глаза их встретились лишь на полсекунды, но для мисс Фанни этого достаточно. Так продолжайте же свою болтовню, капитан! Я внимаю вашим банальностям, достопочтенный сэр! Весь мир переменился для мисс Фанни за истекшие две минуты. Наступил тот миг, из-за которого она томилась и нервничала, которого ждала весь день! Наблюдателю, коему доступно понимание этих маленьких тайн, по-другому открывается жизнь, нежели заурядному зеваке, пришедшему лишь затем, чтобы поесть мороженого и поглазеть на дам и туалеты. Только в двух случаях светская жизнь в Лондоне не вовсе нестерпима - если вы сами становитесь актером в этой чувствительной комедии или являетесь ее заинтересованным наблюдателем; а чем весь вечер праздно глазеть на людей, так не лучше ли провести время дома в любимом кресле, пусть даже в обществе скучнейшей книги?
Словом, я не только стал поверенным Клайва в этом деле, но даже черпал удовольствие в том, чтобы вызнавать у него все подробности, а точнее поощрял его изливать передо мной душу. Так мне сделалась известна большая часть вышеизложенных событий, - к примеру, злоключения Джека Белсайза, о которых лишь частично знали в Лондоне, куда он вернулся теперь, чтобы примириться с отцом после смерти своего старшего брата. Так я приобщился к делам и тайнам лорда Кью, - надеюсь, что на пользу читателю и к вящей выгоде повествования. Сколько ночей до рассвета мерил шагами бедняга Клайв мою или свою комнату, сообщая мне свою историю, свои радости и печали, вспоминая со свойственным ему пылом слова и поступки Этель, восхищаясь ее красотой и негодуя на ее жестокость.
Едва новый наперсник услышал имя пассии своего друга, как тут же попытался (отдадим должное мистеру Пенденнису) выплеснуть на пламя, сжигавшее Клайва, ушат холодной воды - да разве этим погасить столь великий пожар?