Прихватив причудливо изогнутое ушко посудины, Самвел подсел к своему столику, что притулился к окну на «восточной» стороне кухни. Нюма остался сидеть на своей, «западной» части кухни, некогда условно разграниченной баламутной дочерью Фирой…
— Я все хочу тебя спросить: где этот Цхалтубо? — проговорил Нюма.
— А черт его знает. Кажется, где-то в Грузии. Курорт. Грязями лечат. Я там не был.
— Хорошо было бы тебе, для спины.
— Теперь все накрылось медным тазом, — вздохнул Самвел.
Несколько минут они нежили руки, обхватив ладонями горячее тельце своих кружек, устремив взор в пространство.
— Интересно, что она там делает? — Нюма кивнул в глубь квартиры.
— Наверно, мою мебель к тебе перетаскивает, — мрачно пошутил Самвел.
— Точка, Точка! — позвал Нюма. — Иди сюда, собачка…
Раздался частый цокот коготков о линолеум, и из дверного проема высунулась проказливая мордочка.
— Слушай, что ты все: «собачка да собачка»? — проговорил Самвел. — Она уже взрослая дама… Сколько ей было, когда появился тот шмендрик? Да и мы ее держим чуть ли не год…
— Для родителей, она всегда будет ребенком, — ответил Нюма.
«Два старых болвана, — подумала Точка. — Знали бы вы того черного пса при ошейнике, с которым я снюхалась осенью в зарослях у Зоопарка. Представляю ваши физиономии через несколько недель. Особенно твою, Нюмка. Все ждешь внуков от своей блудливой Фирки. Вот и дождешься. Мы, собаки, абортов не делаем».
Точка подошла к миске и принялась торопливо лакать вкусное питье розовым язычком, свернутым в ковшик. Выражая удовольствие дрожью кончика хвоста. Осушив миску, она провела язычком по губам и опустилась на свою лежанку из старого паласа. Подняла голову, посмотрела на Нюму, потом на Самвела — не пора ли им гасить свет и разойтись по комнатам…
— Ладно, ладно. Явилась хозяйка, — Самвел верно оценил ее взгляд. — Пошли спать, сосед, пора.
Нюма сделал несколько глотков и отодвинул кружку.
— Знаешь… только не обижайся, — он искоса взглянул на Самвела. — Хорошо?
— Хорошо, не обижусь, — кивнул Самвел. — Что еще?
— Я как-то смотрел карту… В Азербайджане есть такая область. Со столицей Нахичевань…
— Ну, есть, — удивился Самвел. — Тебе, что?
— Она на самой границе с Арменией. Не так, как этот Карабах. Да?
— Предположим, — настороженно произнес Самвел. — Дальше, что?
— Если всех азербайджанцев переселить в Карабах, а всем армянам переехать в Нахичевань. И отдать эту Нахичевань Армении, а Карабах оставить Азербайджану… Что скажешь?
Самвел проглотил слюну. Он лишился дара речи и смотрел с изумлением на соседа…
— А что?! — с еще большим воодушевлением продолжал Нюма. — Тихо, без ваших погромов. Цивилизованно. Как братья. Так на так!
— Так на так, говоришь?! — Самвел овладел собой и гневно, сухо сплюнул в сторону. — Ты лучше своему Израилю давай совет! Как им разобраться с арабами! Куда кого переселять, так на так. Что за люди?! Всем они дают совет. Как будто мы глупее их! Между прочим, мы на много древнее вас! Когда мы спустились с Арарата, вы еще сидели в кармане фараона, в Египте, а ваш Моисей бегал пацаном. И он еще дает нам совет: «так на так»! Клянусь…
Самвел запнулся в лихорадочном поиске достойного образа для столь ответственной клятвы. И, не найдя, бросился вон из кухни, опрокинув по пути табурет. Точка вскочила на ноги и с визгливым лаем кинулась вдогонку. Но вскоре вернулась и вновь улеглась на место…
— А еще обещал не обижаться, — пробухтел Нюма и выключил свет…
…Тьма, окружавшая Точку, просветлялась. Отчетливее проявляя раму окна, за стеклом которого хмурилась зимняя ночь…
«Странно — падает снег, а небо усыпано звездами, — думала Точка. — Наверное, это не снежинки, а звездочки. Просто их плохо закрепили, вот они и падают…» Элегические мысли теснили сон, пробуждая иные воспоминания. Не столько о прошлом, сколько о будущем. ' Такое свойственно не только людям-ясновидцам, а и животным, благодаря природному обонянию…
Точка лежала на паласе, ощущая непривычное состояние своего тела. Волнующее и спокойное. Так она себя чувствовала, когда второклассник, сын Толяна, читал ей вслух «Каштанку», писателя Чехова. А Толян ругал сына, мол, не каждый человек понимает писателя Чехова, а собаки тем более. Толян тогда еще не знал, что через год его пристрелят другие бандюганы на Стрелке Васильевского острова. И скупка на Большой Разночинной, как и обменный пункт в бывшем киоске «Союзпечать» на Сытном рынке, прекратят свое существование. Но не потому, что меняла Сеид был как-то связан с братками Толяна, нет. Просто Сеид и его пианистка-жена, эмигрируют в Аргентину.