Через несколько минут Анна внесла кофе.
Она увидела развалившуюся в кресле, выставившую ноги вперед аспирантку и весь гастрономический набор, при помощи которого будет обольщаться Владимир Андреевич.
Анна почувствовала острую неприязнь к аспирантке и обиду за Владимира Андреевича.
Но, разумеется, ничего не сказала. Молча поставив кофе на край столика.
Анна просто физически почувствовала, как Ираида с ног до головы ощупывает ее своими сильно накрашенными глазами и с интересом переводит взгляд с нее на Владимира Андреевича.
Анне пришло в голову, что сейчас Ираида думает: «А было ли что между домработницей и профессором?»
От этой Ираидиной (или собственной?) мысли, Анне стало неловко; краска бросилась ей в лицо. Она замешкалась и не спросила у Владимира Андреевича, нужно ли еще что-то принести.
Зато сказала Ираида. Она повелительным тоном, как будто это был ее дом, и Анна находилась у нее в услужении, произнесла:
– Давай, тащи штопор, рюмки и тарелки.
И, видя, что Владимир Андреевич молчит в замешательстве, не зная, что сказать на ее распоряжения, и видимо, приняв его молчание за согласие с ее командами, грубо прикрикнул на Анну:
– Чего стала, не слышала, что ли?
Анна, мгновенно почувствовав себя униженной, повернулась и пошла к двери, а Ираида громко сказала ей в спину:
– Какая-то, Владимир Андреевич, прислуга у вас совсем неотесанная. Я бы ее на вашем месте давно воспитала. Мухой бы у меня летала!
Владимир Андреевич не выдержал. Он встал и как всегда – как много лет машинально это делал, готовясь выступать перед коллегами, застегнул расстегнутые пуговицы на пиджаке и произнес старомодную фразу:
– Ираида… м-м-м… Станиславна, я прошу вас не утруждать себя больше присутствием в этом доме.
Вечером он все порывался сказать что-то Анне, когда она поливала цветы, и не мог. А потом все-таки, опустив голову, произнес:
– Извините меня, Анна Степановна, за мою гостью. Мне стыдно за то, что Вам пришлось сегодня услышать.
У Анны на глазах после этих его слов мгновенно выступили слезы.
Она судорожно забормотала:
– Ну что Вы, Владимир Андреевич, как можно Вам… и просить у меня прощения… и за что? не надо, пожалуйста, не говорите этого…
На следующий день Владимир Андреевич пошел к директору института и в категоричной форме, что ему, вообще-то, было несвойственно, потребовал, чтобы научным руководителем Ираиды назначили вместо него кого-то другого.
Оказалось (профессор никогда специально не вникал в то, что не составляло, собственно, его научную деятельность), что отцом Ираиды был крупный чиновник, который спал и видел – его дочка учится в аспирантуре, а затем получает научную степень. Конечно, не просто так – сама по себе она вряд ли на это способна…
Зато институту будут из бюджета выделены средства на закупку необходимого оборудования и реактивов. Просто так купить написанную кем-то диссертацию для дочки заботливый папаша не хотел: «Пускай при деле будет и сама, какие-никакие усилия приложит».
– Согласен, Владимир Андреевич, противно все это, но вы же понимаете – не мы такие, жизнь такая.
Профессор понял, что вряд ли его аспирантка имела на него какие-то виды.
Она просто решила соблазнить его со скуки. Или для поддержки формы. Ведь не могла же она не знать о его репутации в научных кругах и рассчитывать, что он будет писать диссертацию за нее?
Больше Ираида, несмотря на то, что ему пришлось остаться ее научным руководителем, попыток пообщаться приватно не делала, и кокетничать с ним перестала.
После случая с Ираидой и извинений отношения Владимира Андреевича и Анны стали более доверительными.
Профессор начал рассказывать помощнице о своей работе.
Анна ничего в микробиологии не понимала и однажды сказала:
– Владимир Андреевич, посоветуйте, пожалуйста, что мне надо узнать, чтобы я могла хотя бы поддерживать разговор и говорить Вам что-нибудь умное.
Он по-доброму рассмеялся и достал с книжной полки учебник и несколько научно-популярных брошюр. Заинтересованность Анны и ее желание поддерживать разговор о том, чему он посвятил жизнь, растрогали его.
Профессор, когда рассказывал Анне о своей работе, о своих открытиях, гипотезах и научных трудах, ценил в ее лице прежде всего слушателя.
Он говорил все это, как бы репетируя свои будущие выступления перед студентами и коллегами. Ему самому надо было понять, как надо строить фразы и предложения, чтобы быть понятым аудиторией: донести суть своих исследований, открытий и гипотез.