Михаилу мать вскоре подыскала в соседней деревне будущую жену – Маришу. По документам она была Марина Александровна, но как с малых лет стали ее называть Маришей, так на всю жизнь к ней это имя и приклеилось.
А у Нюры после того, как ее опять бросили, жизнь пошла-поехала, набирая обороты, в нехорошую сторону.
Её дом и сарайки «не ремонтировалися» много лет. Пьющим родителям, когда они еще были живы, было не до того. А Нюрка с шестнадцати лет, когда осталась совсем одна, не могла все по уму сделать, и денег у нее поначалу не было, чего уж там говорить…
Трудно жить в дальней деревне без мужика. Сначала один кобель (так их всех стала называть про себя сама Нюра) прохудившуюся крышу залатал, потом другой дрова привез и поколол, а третий колодец почистил…
Кобели – она мысленно называла своих недолгих любовников этим грубым и неприятным по отношению к мужчинам словом потому, что всем им от нее нужно было только одно. И еще: Нюра всегда в глубине души понимала – то, что она делает, как живет – неправильно и так не должно быть. Чтобы каждый раз напоминать самой себе: если они кобели, то получается… она – кто? То-то же.
Нюра запретила самой себе привыкать к кому-либо из мужиков, чтобы потом не было слишком больно. Как сначала с Толиком, а потом с Мишкой Панкратовым.
К 21 году почти все ее одноклассницы, оставшиеся в деревне, уже были замужем, многие имели детей.
Нюра поняла, что мужики из своей деревни, и из окрестных – те, кто был посамостоятельнее, никогда в жизни ее замуж «по-настоящему» не возьмут, а совсем уж завалящего мужика ей тоже не хотелось. Большинство разведенных и неженатых деревенских мужиков были алкоголиками, а холостым местным парням их матери строго-настрого запрещали даже смотреть в сторону «этой шалавы».
Нюра решила: уж если она не может выйти замуж за местного, то надо попытать счастья с приезжими. К ним в леспромхоз начали ездить вахтовики; каждые три месяца – новая партия. На Нюру многие из них клевали сразу же, при первой встрече, ей оставалось только выбрать самого симпатичного и хозяйственного.
Года два у Нюры так и было – новый вахтовик раз в три месяца. Один раз только случился пропуск.
Разные вахтовики много чего за это время в ее доме и на усадьбе сделали. Материалы покупала она сама; от них была работа, от нее – это самое.
У Нюры появился водопровод, канализация, баллонный газ, туалет в доме, пристроенная веранда – это из самого крупного.
Деревенские бабы и за это тоже ее не любили. Многим из односельчан было как бельмо на глазу, что Нюрка стремится жить с удобствами – как в городе.
Когда у нее, самой первой в деревне, появился туалет в доме, все местные жители так и продолжали пользоваться уличными дощатыми деревянными сортирами с дыркой в полу.
Тогда многие из деревенских баб стали стыдить своих мужей:
– Нюрка-то себе теплый клозет завела, а неужели ж мы хуже ее?
Нюра сама однажды слышала, хотя расстояние между ее домом и соседским было порядочным, как соседи, муж и жена, громко ругались между собой по поводу туалета. Особенно хорошо был слышен сварливый голос соседа:
– Что ты мне Нюркой глаза колешь! Не нужен мне в доме сортир! Я тебе не какой-нибудь там немец, чтобы жить на всем готовом, это они без удобств не могут… Я русский человек, я хочу открыть дверь и прямо с крыльца поссать на землю!
Первое время Нюра еще всерьез надеялась, что ей может встретится холостой мужчина, который, несмотря ни на что, полюбит ее – а она тогда полюбит его в ответ. Возьмет замуж такой, какая есть и останется с ней или заберет с собой… Но все вахтовики тоже оказались кобелями. Или, может, это ее «слава» бежала впереди нее?
Потом леспромхоз продали, вахтовики ездить перестали.
Все это время местные мужики, глядя, как с Нюркой живут одни приезжие, возмущались этим и сами облизывались на нее. С полгода она ни с кем из них не была. А потом навалилось сразу – надо было бычка зарезать, навоз на огород привести, землю вспахать…
Жить в деревне – и не держать хозяйство, и не сажать огород – это было, по местным понятиям, немыслимо; только совсем уж пропащие деревенские люди этого не делали.
Даже больные одинокие старухи не хотели перебороть свою многолетнюю привычку к труду – боялись, что заросшим непосаженым огородом соседки будут им глаза колоть. Из последних сил, превозмогая болезни, сажали и выращивали для своего прокорма картошку, капусту, морковь, свеклу, лук, чеснок… Почти все они держали кур, а кто помоложе, еще и корову – можно же молоко заготовителям сдать и будет лишняя копеечка, пенсия-то – слезы, а не деньги…