– Но самое главное, – продолжала Анна, – соблюдать важные общечеловеческие правила. В христианстве это и есть те самые десять заповедей. Это нужно самому человеку, чтобы его следующая жизнь была лучше предыдущей.
– Это очень интересно, то, что ты говоришь. Давай, Анечка, думай над этим дальше.
Я тебя потом с кем-нибудь из физиков, а может и из философов, познакомлю, вы это обсудите. А еще я думаю, что тебе стоило бы попытаться писать фантастические рассказы, у тебя бы это хорошо получилось.
Этой своей теорией Анна попыталась объяснить самой себе – почему до 27 лет у нее была одна жизнь, а в 28 лет началась совсем другая, о которой она раньше и не мечтала – потому что не знала, что так можно жить. У нее, наконец, появился не только любимый муж и хорошая квартира, но она еще начала путешествовать, бывать за границей, хорошо одеваться и постоянно узнавать новое.
……………………………….
Получалось так.
Вот существует множество миров. Ну, о множестве, Анна думать не стала. Взяла два.
В одном, допустим, живет Нюрка, короче говоря, та самая – то есть она сама до встречи с Владимиром Андреевичем, у которой и родители пьяницы и кобелей множество – обо всём этом Анне сейчас было даже неприятно вспоминать.
А в другом мире, в это же самое время, счастливой обеспеченной жизнью живет Анна, не подозревая, что где-то есть деревня, в которой мужики и бабы гнобят Нюрку.
Но она им не поддается и продолжает жить по-своему. А потом в каком-то из неизвестных измерений, а может, одновременно, сразу в нескольких – и известных, и неизвестных – происходит какой-то толчок, какое-то потрясение.
В результате чего как раз происходит пожар дома, который построила Нюрка (а может, наоборот, сдвиг происходит из-за пожара?), мечтавшая о нем много лет.
И вот в результате этого сдвига Нюрка становится Анной, поначалу попадает… ну, можно, например, назвать это чистилищем, как у Данте.
Нюрка постепенно меняется внутренне, перерождается в Анну и у нее начинается совсем другая жизнь, никак не связанная с предыдущей…
«Стоп, – сказала Анна самой себе. – А куда же тогда девалась Анна, у которой была счастливая спокойная жизнь с профессором? Не могла же она превратиться в Нюрку и зажить убогой деревенской жизнью?»
…а ведь у нее было чувство, что еще чуть-чуть и что-то в замысле Создателя откроется.
Но нет, опять получалась какая-то фигня. Мир был устроен намного-намного сложнее.
А может, наоборот, намного проще? И надо сначала постичь много-много сложного, чтобы эту простоту уловить?
Анна нисколько не боялась думать о Боге, о религии, о вере и обсуждать это с Владимиром Андреевичем. Ей казалось, что многие из тех людей, которые считают себя верующими, опасаются даже внутри самих себя подвергать вопросы веры сомнению. Не говоря уж о том, чтобы подвергать ее сомнению в разговоре с другими людьми.
Может быть, как раз потому, что вера их самих была не слишком крепка и не слишком искренна? Гораздо проще самым оголтелым из них полагать, по умолчанию, что «кто не с нами, тот против нас».
Только раньше, в советское время, несколько десятилетий подряд, это была другая религия, которая называлась атеизмом.
И тогда и сейчас – чтобы не прогневать своего Бога – надо слепо верить тому, кто говорит от его имени.
Но ведь Высшему Разуму или Создателю – так Анна называла про себя то или того, кто создал мир – самому должно быть интересно, когда человек не принимает на веру слова других людей, а стремится сам докопаться до истины?
Чтобы познать тот огромный, разнообразный и прекрасный, несмотря ни на что, мир, который люди, при помощи этого самого Высшего Разума, создали.
И неужели Он, если, например, верующая женщина придет в церковь поклониться и помолиться Ему, только будет называть его Богом, и будет при этом без платка на голове, одета в брюки, и с накрашенными губами – отвергнет ее?