– То есть вы, Анна Степановна, отрицаете современное искусство?
Анна задумалась на минуту, а потом ответила:
– Да, если это искусство не вызывает лично у меня никаких эмоций. Никаким хвалебным словам, даже если это мнения знаменитых критиков, я не поверю.
Если я не чувствую эту картину, то и считаю по-другому – не так, как они. Уверена, что если не имеются в виду всем понятные общечеловеческие ценности, то это никогда не найдет отзвука в душе абсолютного большинства людей.
– Правильно, настоящее искусство – картины, скульптуры, музыка, театр… и должно вызывать чувство сопереживания, – сказал Лев Аркадьевич.
– А мне вообще непонятно, это же так просто, почему многие люди абстрактное искусство воспринимают всерьез. Ведь очень легко отличить настоящее от того, что выдают за искусство. А то говорят: «Ты не способен это понять, это новый взгляд»! Если человеку не нравится, например, современный спектакль, где все шиворот-навыворот и актеры полуголые бегают. Но это еще ладно. Так ведь, несмотря на все это, чаще всего бывает скучно смотреть!
– Анна, что же по-вашему является безошибочным признаком истинного искусства?
– Простите, отвлеклась. Что называется, Остапа понесло… Мне кажется, но вообще-то, я в этом полностью уверена, что если человек, глядя, как вот я тут долго смотрела, пытаясь уловить смысл, на этого человека из проволоки… как эта картина называется?
– «Путь к познанию».
– Да уж… Названия, как правило, выбираются такие… концептуальные. Так вот. Очень просто. Если я смотрю на эту картину и думаю: «Что тут особенного, я ведь тоже легко могу так нарисовать или сделать?» Как это сейчас называется – инсталляция, когда из любых предметов, или арт-объект, а потом объявлю это произведением искусства и приложу усилия, чтобы это же сказали другие, так это будет полная лажа, извините за выражение. Никакое это ни искусство.
Я не беру на себя слишком много, но иногда становится обидно за человечество.
Как начиналось много тысяч лет назад с наскальных рисунков и каменных баб, так к этому же мы и идем, и почему-то это все объявляется вершиной искусства. Как будто и не было в истории человечества Микеланджело, Рафаэля, русских художников-передвижников, да много кого еще.
– Знаете, – сказал Лев Аркадьевич, – мне раньше, много лет назад казалось, что развитие, в том числе и в искусстве, идет линейно. То есть идут века, человечество развивается и должны появляться новые, всё более гениальные картины. А теперь я думаю, что всё самое значительное уже было создано раньше, задолго до нашей жизни.
– Наверное, вы правы, – сказала Анна. – Поэтому и уходят многие художники от реализма. Хочется ведь сказать что-то новое в искусстве…
– Или заработать на модной теме. А еще у меня иногда возникает такое чувство, что многие творческие люди, думая, что если они уходят от реализма и делают что-то такое эдакое, то тем самым отделяют себя от массы прочих творческих людей.
И не надо учиться, постигать основы, глубоко изучать то, что было до тебя, впускать в себя лучшие образцы… а просто считать себя гением, которого окружающие не понимают. Иногда у таких людей появляются последователи…
И таких людей стало сейчас так много, что, боюсь, сами они вместе со своими работами постепенно превращаются в общую массу – то, что сами они ненавидят больше всего.
– Да. И главное, когда человек хвалит такое абстрактное искусство, я естественно говорю сейчас не только о живописи – тогда он считается продвинутым и образованным человеком.
А если говорит, что не понимает, потому что уверен, что на самом деле понимать там нечего – значит он отсталый и несовременный.
Помолчав несколько секунд, Анна продолжила:
– Кстати, о «Черном квадрате». Я вот читала, что в Японии культ белого цвета. Так почему же никто до сих пор не объявил, во всяком случае, я о таком никогда не слышала, что можно просто взять лист белой бумаги или чистый холст и объявить на весь свет, что это такая картина, ведь белый цвет, как считают японцы, вобрал в себя все краски мира.
Так что можно смотреть на белое полотно и воображать себе, что там нарисовано все, что угодно. И одновременно там ничего нет.
А еще эту картину, то есть ничего – может воспроизвести любой человек и, таким образом, это будет новое слово в развитии живописи и общественной жизни, потому что можно воспроизводить его снова и снова.