В надежде, что Павел Иванович ей поможет, она решилась рассказать ему все. Она поведала ему о своей жизни в деревне все без утайки, ничего не скрывая, обвиняя в своей прошлой жизни одну только саму себя.
И несколько раз повторила, что недостойна такого мужа, как Владимир Андреевич.
Рассказала, как много лет назад мечтала выйти замуж за Михаила, отца Юли, которую сейчас отчисляют за проституцию.
И об отсидке в тюрьме матери Юли, которую она, Анна, когда еще была Нюркой, не хотела – думала просто припугнуть Маришу.
И о том, что та сейчас ее шантажирует.
Анна не просила ректора отменить свой приказ.
Она просто надеялась про себя, что Павел Иванович – ведь он такой умный человек, что-то посоветует.
Как-то поможет сделать так, чтобы сейчас, когда Владимир Андреевич, ее муж и его друг только-только оправился от болезни, не увидел Маришу и ни о чем от неё не узнал.
Павел Иванович слушал Анну не перебивая, но в его глазах она видела молчаливую поддержку и сочувствие.
Всё выслушав, он мягко сказал жесткие по своей сути слова:
– Аня, я вам очень сочувствую, но об отмене приказа об отчислении не может быть и речи. И на шантаж этой на редкость неприятной особы вам поддаваться нельзя.
Павел Иванович предложил очень простой выход, который самой Анне почему-то в голову не пришел.
Ведь в ближайший месяц Владимир Андреевич будет дома, и едва ли он пока после болезни будет выходить на улицу один, поэтому будет нетрудно оградить его от нежелательных визитов непрошенной гостьи.
Надо сделать вот что.
Сменить, на всякий случай, номер телефона. Предупредить консьержку, чтобы та сразу сообщала Анне на мобильный, если к ним в квартиру хочет пройти незнакомая женщина.
И всё равно, на всякий случай обратиться в охранное агентство, чтобы на входе в дом было организовано круглосуточное дежурство.
– Конечно, все эти меры временные, но я посоветуюсь с людьми, разумеется, не называя имен, как можно оградить вас от шантажа. Если это будет в рамках закона, я предприниму шаги…
– И, пожалуйста, Анна, – заключил Павел Иванович, – перестаньте казниться за свое прошлое, отпустите его.
………………………………….
Вечером этого же дня в комнату Юли и Наташи в момент, когда Мариша жарила на кухне яичницу на сале, пришел студенческий совет вместе с охранником и с предписанием немедленно освободить комнату.
Крики Мариши, уговоры и проклятья ни на кого не подействовали.
Юля побросала в сумку свои лучшие вещи, остальные отнесла в камеру хранения.
Они вышли из общежития, и присели на лавочку.
– Поедем, доча, на вокзал, в комнате матери и ребенка переночуем, гостиницу мне не потянуть, – сказала дочке приунывшая и уставшая от собственных криков Мариша. – Завтра опять пойду к Нюрке домой. Хотя и дала я ей три дня сроку, но прикажу, чтоб поторопилась.
– Мам, а если не получится?
– Тогда в деревню вместе со мной вернешься.
– А что я там делать буду?
– Что делать она будет! Откуда я знаю! На ферму дояркой пойдешь! Раньше надо было думать! Головой, а не этим самым местом! – взвилась на дочь Мариша.
– Мам, я с тобой в деревню не поеду. Чем коровам хвосты крутить, я лучше в городе хоть кем буду.
– Кем ты будешь? Проституткой, прости господи!
– А хоть бы и так! Что здесь такого?
– Это же стыдно – проституткой быть, с мужиками за деньги спать!
– Стыдно с мужем-алкашом жить, как ты! И лаборанткой на ферме за копейки работать! Я так не хочу!
– Неужели нельзя деньги по-честному зарабатывать, как я, например, а не подставлять передок мужикам?
– Передок подставлять, как ты выражаешься, совсем и необязательно!
– Чего?
– Ничего. Проехали. А что здесь такого, что я хочу, пока я молодая, красиво пожить? Ведь я этого достойна!
– Насмотрелась ты в телевизоре и в Интернетах этих ваших рекламы и похабства всякого! Ты в жизни своей ничего еще не сделала, копейки сама не заработала, а туда же… Заработать надо на красивую жизнь!
– Да прямо! Зарабатывать можно по-всякому. Необязательно ковыряться как ты, всю жизнь в навозе. Сама с алкоголиком всю жизнь в деревне живешь, и мне такой же жизни хочешь?! Не выйдет! Я буду жить по-другому.