Юзек захлопал глазами, посмотрел на Нюрку беспомощно. Так ребенок глядит, которого отругали, а он не поймет, за что, и хочет быть хорошим. Как будто Нюрка одна его защита и надежда.
— Молчи, просто никому ничего не говори, — сказала она, — и все будет хорошо.
Юзек кивнул.
— Кому надо и так знают, — хмуро заключил дядя Мыкола.
Ничего страшного в новой работе для Юзефа не оказалось. Он, наоборот, повеселел. Поделился с Нюркой, что ему больше цифры нравится считать, чем в топке сидеть. Больше работаешь головой и меньше думаешь всякого. “Чудной ты мой”, — улыбнулась она. Нюрка вот страдала — у Юзека теперь не было ночных смен, после которых он полдня или день отдыхал дома. Спал, помогал ей по хозяйству. На новой должности он работал днями, и она его меньше видела.
Поздней осенью у дяди Мыколы остановились цыгане. Давненько не было таких гостей в Волчьей Балке. Молодежь обрадовалась: где пестрая толпа ромов, там весело, развлечение.
— Интересно, куда эти направляются? — заметил вскользь отец.
Лучше бы промолчал, потому что Юзек подскочил, заволновался, не пойдут ли цыгане в Польшу.
— Поди спроси, только поаккуратнее, — посоветовал отец, велел Нюрке: — Сходи с ним, а то ляпнет что не то.
Цыгане шли недалеко. За Николаев. Собирались там зимовать.
— А где Юрка-барон? — поинтересовался громко кто-то из парней у цыган.
— В Бессарабии видели. Шел со своими к мадьярам. Говорил, что не вернется, тошно тут, — ответил сморщенный седой старик.
Он не стал отрицать баронство кузнеца Юрки. Цыгане любят бахвалиться.
— А где его зазноба? Сох он за какой-то… — поинтересовался в свою очередь молодой цыган.
Толпа расступилась, показывая Нюрку. Все на нее уставились. Она вспыхнула, закрыла лицо руками. Вот бы под землю провалиться, стыд-то какой.
— Пиить, — резкий пронзительный звук отвлек внимание.
Обернулись. Юзек провел смычком по цыганской скрипочке.
Нюрку тут же забыли. Цыгане, охочие до музыки, стали выяснять, не играет ли он, подбивали “изобразить” чего. Местные из любопытства подхватили. Юзек сказал, что давно не брал инструмент в руки, чтоб не судили строго. И заиграл. Наверно, он фальшивил и спотыкался, но непривычная, незнакомая мелодия понравилась. Юзек вернул скрипку. Они с Нюркой потихоньку выбрались из толпы и пошли домой.
— Шопен, — сказал он ей по дороге, — велький польский композытор.
— Так ты на музыканта учился, — поняла она.
Нет, конечно, нет. Какой музыкант! Это все мама. Считала, что дети должны получить музыкальное образование. Это развивает. Он и Гражина учились на скрипке, а Бася со Сташеком на фортепьяно. Он как раз с Басей эту мазурку играл в детстве дуэтом.
Юзек остановился, прислушался и удивленно приподнял брови. Кто-то из цыган уже вовсю импровизировал на тему услышанной мелодии. Следующий взял скрипку. Звучал великий польский Шопен, пропущенный через цыганскую душу.
Юзек простыл в своем пиджачке. Ходил и покашливал. Мать внесла утром тепленькое яичко. Она наконец обзавелась долгожданной несушкой.
— Ося проснулся? Отнеси, пусть выпьет. Чтоб выздоровел.
Юзек спросонья таращился на яйцо с двумя прилипшими перышками. Он явно не понимал, что от него хотят.
— Глупая курка досталась, — появилась удивленная мать со вторым яичком и пожаловалась: — Случайно обнаружила. Это ж мне за ней придется по всему двору ходить, караулить, куда еще она вздумает нестись.
Покачала головой на городского пана, разбила яйцо в кружку, поскребла туда немного сахара, взбила. Такое он выпил. С удовольствием.
Рассмеялся, что, оказывается, вот как это делают, а он не знал. Нюрка надбила второе яичко:
— Смотри, вкусно.
Подняла голову, подставила губы под прозрачную яичную жижу. И смутилась от его взгляда. Нахмурилась, хрустнула пустую скорлупу в кулаке и пошла.
— А ты помнишь, как бабушка тебе гоголь делала? — грустно спросила у нее мать.
Надо же, гоголь какой-то. Нет, не помнила. А целиком яйцо вкуснее. Если на тебя не смотрят, конечно, глупыми глазами! Ждешь свое письмо? Так жди!
— Ося, иди примерь, — позвала Нюркина мать, — я тебе тулуп нашла. За недорого.
— Добрый кожух, — закивала головой знакомая Нюрке баба с мужским тулупом в руках.
Юзек надел тулуп. Как раз.
— Сынок, Царство ему Нэбэснэ, носыв, та мало, — вздохнула баба.
— В шахте засыпало, — пояснила Нюрка на испуганный взгляд Юзека.
Он в лице изменился, потемнел.
— Ничего! — сказала Нюркина мать. — Это хорошая примета — что-то доносить от покойника.