И в завершение, красотка тронула наманикюренным пальчиком пуговицу у меня на груди. Меня будто током пробило — надо же какая реакция! Стоило только старому псу оказаться в молодой шкуре, как все рефлексы вернулись.
Пока звучала эта прочувствованная, но совершенно непонятно как ко мне относящаяся речь, я только глазами хлопал. И смотрел, грешен, то на пухлые губы рыжули, то на ложбинку между грудями, которую та мне явно сознательно демонстрировала. Из этого гипнотического транса меня вырвал лишь кашель подполковника, который почти сразу же сменился руганью.
— Андрющенко, твою душу! — куда девался обходительный человек, устроивший мне эту познавательную во всех отношениях экскурсию. Лицо покраснело, хоть прикуривай. — Ты что тут, едрить, устроила⁉ Шуточки тебе все? А ну села обратно за свой стол, пока я тебя премии не лишил!
— Да всё, Александр Сергеевич, всё! — женщина выставила перед собой ладони. — Чего так заводится-то сразу! Ну реально, сколько можно просить о кофеварке? Нам как работать вообще?
— Как всем остальным — чай пить! — окончательно вызверился Пушкарев. — Я тебе эту кофеварку знаешь куда вставлю⁉
— Одни обещания! — фыркнула рыжуля, уже вернувшись за свой стол.
— Стелла, ты у меня договоришься!.. — начальник райотдела уже и пятнами пошел. И сделал шаг в сторону язвительной подчинённой с явным намерением её придушить.
— Вы по делу пришли, Александр Сергеевич? — служебному преступлению не дала произойти блондинка. До этого она лишь молча наблюдала, но тут, видимо, решила, что пора вмешаться. — Или так, покричать, как обычно?
Бедняга, как он с ними вообще справляется? Три женщины и у каждой язык, как опасная бритва. Что-то мне уже не очень хочется здесь работать…
— Воронина… — удивительно, но слова блондинки словно бы охладили пыл Пушкарева. Бросив на меня почему-то весёлый взгляд, он произнес. — Вот, принимай! Пополнение вашему отделу. Новый опер, прямиком из главка отправили! Михаил Шувалов, прошу любить и жаловать.
Глава 7
— Александр Сергеевич, — растерялась Воронина. — Если это шутка, то не очень удачная. Какой опер?
— А вот я всегда говорил, что вы меня не слушаете, — отрезал Пушкарёв. — Сказано же — Михаил Шувалов! Новый оперативный работник в вашем отделе! С сегодняшнего дня поступает в ваше распоряжение, как стажер. С испытательным сроком в две недели.
— При всём уважении, Александр Сергеевич, но я говорила и говорю, что мой отдел, — выделила слово Воронина, — в доукомплектации не нуждается. Более того, лишний, не знакомый с нашей спецификой работы человек, будет только вредить. И не мне вам это объяснять…
Все это девушка произнесла с холодной маской на лице. Не повышая голоса и никоим образом не провоцируя начальство на проявление гнева. Но — тот не заставил себя ждать. Впервые, пожалуй, с момента нашего знакомства, я увидел, как из косноязычного суетливого подполковника на миг выглянул жёсткий руководитель. Который явно держал все это бабье царство в железных рукавицах. Или ежовых? Никогда не понимал смысл этой метафоры! Какие рукавицы из ежа?
— Отставить разговоры! — рявкнул Пушкарёв. — Капитан Воронина!
— Я, — тяжело вздохнула девушка.
— В этом отделе все решения принимает только один человек, — отчеканил подполковник. — И этот человек — не ты. Если я сказал, едрить, что у вас в отделе пополнение, значит, едрить, так оно и есть! Ты можешь спорить со мной по поводу оперативно-розыскной работы, и я тебе слова не скажу — ты, а не я, землю топчешь! Но уж управленческие решения, будь хорошей девочкой, оставь за мной! Ладошку к виску, есть и выполнять, едрить! Ферштейн, госпожа капитан?
— Поняла, — блондинка выдала еще один тяжелый вздох.
— И это всех касается, господа офицеры! — закрепил воспитательный спич Пушкарев, обведя комнату тяжёлым взглядом. И когда все уткнулись носом столешницы, продолжил. Чуть мягче. — Как я и сказал. Берёте Михаила под крыло, вводите в курс дела и работаете! Замечания, пожелания и прочие фантазии несексуального характера — все это мы разберем на завтрашней утренней планерке…