Тот, кто хочет сообщить либо скрыть некие факты, основывается на том, что факты ― есть и что они так или иначе определимы и узнаваемы. Его желание говорить правду или лгать подразумевает, что между верной и неверной передачей этих фактов есть разница, которая, по крайней мере, иногда заметна. А у того, кто разуверился в возможности отличить истинные утверждения от ложных, остается только два выхода. Первый: оставить в принципе попытки говорить правду либо обманывать. Второй: пытаться и далее утверждать нечто о действительности, какова она есть, одновременно признав, что все такие попытки ― не что иное, как та же брехня.
Итак, отчего вокруг столько брехни? Конечно, нельзя быть уверенным, что сегодня ее больше, чем в другие времена. В наши дни коммуникаций всех видов стало больше, чем когда-либо ранее, но возможно, что доля брехни и не выросла. Не основываясь на предположении о росте удельного веса брехни, ниже я приведу несколько соображений, помогающих понять, почему брехня столь широко распространена.
Брехать неизбежно, покуда обстоятельства вынуждают человека говорить о предмете, о котором он ничего не знает. Таким образом, брехню стимулирует та ситуация, когда обязанность или возможность высказаться на некоторую тему превосходит знания говорящего о фактах, существенных для этой темы. Это противоречие обычно для публичной жизни, участники которой часто вынуждены ― по личной склонности или под давлением окружения ― подробно обсуждать вещи, в которых они в той или иной степени невежественны. Ситуации такого рода возникают в результате широко распространенного предрассудка, что в демократическом обществе гражданский долг каждого ― иметь мнение если не обо всем вообще, то по крайней мере обо всем относящемся к делам его страны. Отсутствие сколько-то достоверной связи между личными мнениями человека и его пониманием реальности ведет к еще более серьезным последствиям, когда он уверен в своей способности как существа сознательного и морального оценивать события и обстоятельства в любой части света.
Современная повсеместность брехни имеет и более глубокие корни в скептицизме всех мастей, отрицающем возможность надежного доступа к объективной реальности, а значит, и отказ от понимания того, «каковы вещи на самом деле». Эти «антиреалистические» доктрины подрывают убеждение в ценности беспристрастных попыток узнать, что истинно и что ложно, лишая смысла даже само понятие «объективного исследования». Одной из реакций на утрату этой уверенности стал отказ от мировоззрения, основанного на идеале истинности, в пользу совершенно отличной системы взглядов, необходимой в погоне за альтернативным идеалом ― искренностью. Если раньше человек стремился представить некую точную картину мира, общего для всех, то теперь он старается лишь честно выразить самого себя. Убежденный в отсутствии у действительности какой-либо внутренней природы, отождествимой с истиной, он всецело отдался попыткам выражения собственной природы. Человек как будто решил: раз уж верность фактам лишена смысла, надо быть верным себе.
Впрочем, было бы нелепо вообразить, будто нам самим присуща определенность и что, следовательно, нас можно описать истинно или ложно, ― при том что мы же сами заклеймили ошибкой приписывание вообще чему бы то ни было свойства определенности. Мы ― существа, движимые сознанием. Наше существование ― лишь реакция на факты вне нас: мы не сможем познать себя, не познав их. Более того, ничто ни в теории, ни тем более на практике не подтвердило весьма странного утверждения, будто человеку «легче всего дается правда о самом себе». Вот именно «факты о себе» первыми легко рассыпаются под устремленным на них скептическим взглядом. Наша собственная природа ускользающа, бестелесна, она куда менее тверда и незыблема, чем природа всего остального. А коли так, искренность ― та же брехня.