Впечатлить Mamá было гораздо сложнее.
Я не хотела рисовать родителей – вообще старалась не думать о них. Потому что, если подумать о них, я начну считать разделяющие нас километры. Вспомню, что они так далеко от нашего поместья.
Вспомню, что они в Египте.
В стране, которую родители так любили и шесть месяцев в году называли домом. Сколько я себя помнила, их сумки всегда были сложены, прощания стабильны, как рассветы и закаты. Вот уже семнадцать лет я провожала их с уверенной улыбкой, но, когда поездки начали растягиваться на месяцы, мои улыбки стали натянутыми.
Путешествие было слишком опасным для меня, говорили родители. Морское плавание – слишком долгим и тяжелым. Мне, человеку, который провел почти всю свою жизнь в одном месте, их ежегодные приключения казались чем-то потрясающим. Несмотря на все сложности, родители продолжали покупать билеты на пароход, следующий из порта Буэнос-Айреса прямиком в Александрию. Mamá и Papá никогда не звали меня с собой.
На самом деле они запрещали мне ездить с ними.
Я вырвала рисунок из альбома и угрюмо уставилась на пустую страницу. Сжав карандаш, начала рисовать знакомые черточки и фигуры египетских иероглифов. Я тренировалась при любой возможности, стараясь заучить как можно больше иероглифов и их ближайшие фонетические значения в латинском алфавите. Papá знал сотни, и мне не хотелось отставать. По возвращении из Египта он всегда спрашивал, выучила ли я новые, и мне вовсе не хотелось его расстраивать. Я прочитала всевозможные книги, от «Описания Египта» Наполеона и дневников Флоренс Найтингейл, которые она вела во время путешествия по стране, до «Истории Египта» Сэмюэля Берча. Знала наизусть имена фараонов, начиная с эпохи Нового царства, и могла легко перечислить египетских богов и богинь, а их было немало.
Закончив, я бросила карандаш на колени и лениво покрутила золотое кольцо на мизинце. Papá прислал его с последней посылкой еще в июле: на коробке было только имя и обратный адрес в Каире, никакой записки. Он, как всегда, забыл про нее. Кольцо поблескивало в тусклом свете, и я вспомнила, как впервые надела его. Стоило мне дотронуться до золотистого металла, как мои пальцы закололо, руку обожгло, а во рту появился привкус роз.
В голове появился образ женщины, который исчез, как только я моргнула. В тот захватывающий миг меня охватила тоска, такая острая, словно она терзала меня.
Papá отправил мне магическую вещь.
Как странно.
Я никому не рассказала о случившемся. Мне передалась магия древнего мира. Такое происходило редко, но все же было возможно, если вещь не слишком часто меняла хозяина.
Papá объяснял это так: давным-давно, еще до того, как люди построили города и решили поселиться в одном месте, поколения Заклинателей по всему миру творили магию с помощью редких растений и сложных ингредиентов. При каждом заклинании магия давала искру – создавала средоточие неземной энергии, тяжелое отнюдь не метафорически. Из-за этого искра оседала на окружающих предметах, оставляя отпечаток заклинания.
Естественное последствие магии.
Но никто больше ее не использовал. Магов давно не осталось. Все знали, что записывать заклинания опасно, поэтому знания передавались устно. Но даже эта традиция стала забытым искусством, поэтому человечество начало использовать то, что создало своими руками.
Древние практики остались в прошлом.
Но вся сотворенная магия, неосязаемое нечто, куда-то перешла. Магическая энергия проникла в землю или утонула в глубоких озерах и океанах. Она цеплялась за вещи, обычные и невзрачные, а иногда передавалась предметам или человеку, с которым вступала в контакт. Магия обладала собственным разумом, и никто не знал, почему она избегала того или иного предмета или человека или оседала на нем. Как бы то ни было, с каждым прикосновением заклинание слабело и наконец полностью растворялось. Вот почему люди не любили трогать или покупать случайные вещи, которые могли хранить древнюю магию. Представьте, что получили чайник, который варил зависть или мог наколдовать надоедливого призрака.