- Ты башкой поехал?
- Я тебя ждал, - мрачно ответил Олег. – Тебе там, на кухне, вино и копченая курица. Можешь попраздновать.
Миша вскочил, приближаясь к другу и не отрывая взгляда от его лица:
- Ты из-за своей болезни со мной за руку не здороваешься! Ты ключи мне передаешь двумя пальцами, чтобы случайно меня не коснуться! Я вечером, после работы, сижу на кухне, чтоб ты один в комнате побыл, отдохнул от людей! Ты мне что-то про чувства рассказывал…. А сам за моей спиною приводишь к себе мужика? Сволочь, гребаный урод! – его голос захлебнулся злостью.
Олег, исподлобья глядя на друга, сказал со скрытой угрозой:
- Тише визжи, истеричка. Сам-то где был?
- Я? На студии.
- Не парь мне мозг. На студии – днем. А после? Кристина сказала…
- И после. Там день рождения «тети Светы», второго помрежа…
А потом оба осеклись и одинаково растерянно проговорили:
- Как – день рождения?
- Как – Кристина?
- Я тебе звонил, - сказал Олег.
Мишка вынул из кармана телефон, потыкал кнопками, увидел отвеченный звонок от Олега.
- Сссучка! – прошипел Миша. – Так, у тебя чей номер есть? Маринкин есть? Олькин? Звони!
- Зачем?
Миша сунул другу в руку его «трубку»:
- Звони, спрашивай, где я.
Олег набрал номер и нажал спикерфон.
- Даааа? – пьяно протянула Марина.
- Мариш, Мишка мой у вас? – спросил Олег подрагивающим голосом. – Не могу найти.
- Мишка? Мишка тут! Самсоооонооов! Где ты? Тебе твой френд звонит!
На заднем фоне переговаривались веселые нетрезвые голоса:
- Он, наверно, курит.
- Или с Кристинкой целуется.
- Мииишка! Телефон!
Потом Марина ответила в трубку:
- Он, наверно, вышел. Серебряков, приходи к нам, а? Без тебя скучно!
Ничего не говоря, Олег повесил трубку.
- И я не целовался, - хмуро добавил Михаил.
- Блин! – Олег снова сел на кровать, теперь стыдливо прикрывая свое возбуждение руками.
Мишка помолчал пару минут, а потом уже спокойней, без угрозы и без злобы снова сказал:
- Иди, мойся!
Когда Олег вышел из душа, у него все еще стоял. Инструкция к препарату обещала несколько часов эрекции. Инструкция не обманула. Он подошел к сидящему на кровати другу. Тот поднял на него взгляд. Минуту они смотрели друг на друга, не моргая. Потом Мишка спросил:
- Как ложиться?
Если бы месяца четыре назад маляру Самсону кто-нибудь сказал, что он будет жить в Москве, где его, закованного в наручники, будет насиловать под объективами камер темнокожий верзила. …Что спустя несколько недель он застанет парня, который только что трахал этого верзилу, и ляжет под него, пока не прошла эрекция…. Самсон даже в морду бы не дал говорящему: он ясно понял бы, что перед ним - душевнобольной.
Если бы месяца четыре назад едва сдерживающему отвращение при мысли о сексе Олегу сказали, что он станет покупать виагру, чтобы предложить потрахаться своему соседу, с которым уже десятки раз снимался в постельных сценах в студии, Олег понял бы, что с головой поссорится он сам…
Что их связало, двух пацанов, затерявшихся в одном и том же Зазеркалье? То, что Михаил не разнылся в свой первый съемочный день? Или его боевой шрам? Нечеловеческое упорство, с которым Олег шел к своей мечте? Или минута, когда он лег к Мишке, заметив откинутый им в отчаянии шпингалет окна? А может быть, всё началось, когда они, как первоклашки, нечаянно столкнулись на горке и летели кубарем, взбивая снежное облако и захлебываясь от хохота?
Как бы то ни было, какими бы путями они не пришли к этому вечеру, но их самый первый, волнующий и трепетный раз начался вот так, по-дурацки. Нет, Мишке было не плевать на измену. Еще как зудел у него кулак врезать в челюсть этой истеричке! Но стояк у Олега мог быть последним. Поэтому выбора у них не было.
Олег поставил Мишку раком и, за неимением «буржуйских» смазок, выдавил на пальцы крем «после бритья».
- Постарайся не двигаться. Потом поймешь, как нужно.
И очень медленно вошел. Так медленно, что бывалому уже порноактеру Мишке трудно было не двигаться ему навстречу. Миша невольно постарался ускорить ритм, но ладонь Олега уперлась в его поясницу:
- Тихо, не надо. Сначала – почувствуй!
Мишка замер. Ощущения были непривычными. Сердце стучало.
- Вот здесь расслабься, - Олег ласкал пальцами поясницу друга. – Прогнись, тогда я достану.
Мишка боялся, что ничего не получится. И готовился наигранно застонать, чтобы друг не огорчился. Но рука Олега нажала на его крестец, он выгнулся и вдруг…
- Дааааа!... – выдохнул он.
- Оно? – теплым голосом спросил Олег.
Мишка начал подстраиваться под его движения.
- Бляяя,… Лёль, теперь я – пидор? – забормотал он, зарываясь лицом в подушку.
- Рукой возьми! – подсказал Олег.
- Я не хочу! Не хочу стать пидором, слышишь?
Олег остановился.
- Не надо больше? Прекратить?
- Неееет, - Мишка двинул тазом навстречу Олегу и присоединил движение кулака к синхронному теперь движению их бедер.
И через три минуты кончил, всхлипывая, негромко матерясь и сжимая Олега внутри себя. Олег сделал еще несколько движений и вышел.
- А ты? Не будешь?
- Я не смогу. Я почти ничего не чувствую сейчас, ОН – как стеклянный.
Мишка огорченно сел.
- Как же так?
- Но тебе было приятно?
- А то!
- Ну, может, что-нибудь еще когда-нибудь получится!
- Лёль, тебе по морде стоило бы дать сейчас. За Клея, - одеваясь, сказал Мишка, смакуя новое, только что изобретенное ласковое имя.
- Дай, - Олег покорно придвинулся к другу и закрыл глаза.
- Ладно. Прощаю, - снисходительно протянул Мишка. – Но чтоб больше – ни разу!
- Угу! – тихо буркнул Олег и ушел в душ.
Когда на следующий вечер Олег вернулся из студии, его встретил в дверях неожиданный домашний запах.
- Я картошки пожарил! – улыбнулся, выходя ему навстречу, Михаил.
- У меня – макароны! – сдержанно ответил Олег.
- К чёрту их, завтра доешь. Смотри, горячая, с чесночком!
Так началась их «семейная» жизнь.
Ушлый народ на студии быстро догадался, ЧТО случилось в их жизни. Их подкалывали. Про них сплетничали. Им завидовали.
- Олег, иди, там тебе твой мужик с бабой изменяет! – говорили Серебрякову, когда начинались съемки Мишиных эпизодов на «второй» площадке.
- Идиоты! – шипел Олег, снимая грим.
Его теперь все реже ставили в сцены с обычным сексом. И, чтобы не терять в зарплате, ему приходилось много сниматься в садо-мазо. Он долго гримировался, сам рисуя себе синяки и ссадины, потом долго снимал грим. Мишка приходил посидеть в его гримерку.
- Устал?
- Потерплю. Еще два эпизода.
Мишка теперь знал, что иногда от прикосновений Олега охватывает настоящая паника. Холодный пот покрывал его лоб, и крупная дрожь била тело. Это были гормоны. И справиться с этим состоянием Олег не мог. Мишка понимал, что продолжаться так не должно.
- Олег, тебе надо лечиться!
- Не надо. До конца марта доснимаюсь, дальше контракт мне не продлят, найду другую работу. Там – отдохну.
- Ты не дотянешь до конца марта. Олег, давай уедем!
- Куда?
- Все равно куда! В Новгород. В Петрозаводск. В Сызрань. Только вместе. Ты пойдешь на таможню. Таможня же не только в Москве?! А там и взятка меньше. И жилье дешевле. Я – на завод пойду.
- У тебя долг перед студией, - напоминал Олег.
- Черт!
- Вот тебе и «черт». Всё слишком сложно, понял? Я себе ради мечты жизнь сломал. Я теперь, может, до конца дней – импотент и инвалид. И всё бросить, пустить пылью? Не хватило денег, чтобы коней в шампанском искупать – давайте хоть кота пивом обольем?