- Хотел, чтоб я без тебя ушел?
- А ты хотел, чтобы я тебе махал платочком? – неприязненно ответил друг.
Миша подошел и без разрешения уселся на Олегову кровать.
- Я чемодан оставлю здесь. Поставим к тебе под кровать.
Олег сел рядом, опустив лицо, и молчал.
- Я буду приходить.
Олег не шелохнулся.
- Мы накопим денег! У меня будет много денег теперь, он – богатый. Мы с тобой уедем в Новгород. И ты поступишь на таможню. И тебя целый год никто не будет трогать. Вообще никто, ты понял?! А я на завод пойду. Мы купим мне машину, «Ладу». А дальше – посмотрим!
- Ты забудешь меня уже сегодня вечером.
- Нет. Я позвоню, когда он уснет. Понял?
Шофер Эдуарда Вадимовича позвонил от подъезда. Мишка с сумкой прошел в прихожую, надел свое пальто и… застыл в дверях. Олег сделал шаг к другу, обвил его руками за пояс и притянул к себе. Мишка сначала стоял, опустив руки, потом сцепил их за спиной у Олега, и объятия стали еще крепче.
- Давай я не поеду?!... – шепотом сказал Мишка.
- Не бойся, я тебя дождусь! Ты просто – ПОЗВОНИ! – также тихо ответил Олег.
Разницу между киносъемками и проституцией Мишка понял в тот же вечер.
Эдуард Вадимович, ликеро-водочный магнат, невысокий полный мужчина лет шестидесяти, жил в элитном коттеджном поселке в десяти километрах за МКАДом. Позволить в этой жизни он мог себе почти всё. И давно пресытился большинством удовольствий, которые изобрели для себя смертные. На видео с Мишкой и Клеем он наткнулся случайно. В тот вечер он мирно выпивал в одном закрытом клубе. Рядом с ним сидел его жиголо – высокий лощеный тридцатилетний блондин, умевший и хотевший менять свои старания на подарки Эдуарда Вадимовича. В полутемном зале на огромных плазмах шел тематический видеоряд. Всё было спокойно, обыденно и, честно признаться, привычно-тухловато. Но вдруг глаза Эдуарда зацепили неожиданные кадры. Высокий, мускулистый мулат в подвальном, как казалось, помещении с обшарпанными кирпичными стенами и тяжелыми деревянными балками над головой, насиловал молодого паренька. Движения мулата были мощными и неудержимыми. Но не эта картина захватила Эдуарда. Его поразила в самое сердце искренность насилуемого. «Пустите, сволочи!» - кричал он, вырываясь. Камера брала крупным планом его искаженное болью и яростью лицо. Большие карие глаза были наполнены слезами. Но изнасилование длилось и длилось, мулат, как хорошо отлаженный механизм, делал свою работу. А темноглазый паренек всё бился, силясь освободить скованные руки, что-то кричал, и голос его прошел все ноты злости и отчаяния. После окончания экзекуции парень, насколько позволяли наручники, согнул колени и дольше минуты тихо плакал. И камера брала то его отрешенную позу, то красные следы, оставленные на его бедрах пальцами насильника, то капельки крови, выкатившиеся из истерзанного ануса. Сюжет закончился. Искушенная публика клуба проводила его аплодисментами. Здешние завсегдатаи знали толк в извращениях и неплохо отличали шедевры от подделки. Эдуард Вадимович почувствовал возбуждение.
- Никитка! – томно окликнул он своего спутника.
И жиголо привычно, не стесняясь ни публики, ни подошедшего официанта, опустился у его ног, обтягивая дорогую итальянскую брючную ткань вокруг восставшей плоти.
- Любезный, - обратился Эдуард к официанту, не смущаясь пикантностью ситуации, - скажи, пожалуйста, что это за актер был в последнем ролике? Тот, который снизу? Он – москвич?
- Я сейчас узнаю, - кланяясь и выверенными движениями заменяя пепельницу и приборы, ответил гарсон.
В конце вечера Эдуард уже знал, что актер – местный. Совершеннолетний. Работает на студии Зюзи. На следующий же день Эдуард в своем загородном доме принимал Александра Аркадьича:
- Ну что, уступите парнишку? – кивнул он на экран, на котором уже двадцатый раз за день крутился взволновавший его ролик. – Как он? У него стоит?
- Стоит, - кивнул Аркадьич. – Уступим, на обычных условиях.
- Ну, вот и славно! – Эдуард протянул ему пачку купюр. – Сделай, пожалуйста, всё как всегда. Завтра я за ним пришлю шофера к семи вечера.
Вот так Мишка оказался в огромном вылощенном до последнего миллиметра доме.
- Проходи, дружок! – приветствовал его умиленным голосом «папик». – Как тебя звать-то? Михаил? Отлично! Садись, давай выпьем за знакомство. Даша, налей мальчику виски.
Даша, длинноногая горничная в крошечном фартучке, ясно свидетельствующем о том, что пристрастия у Эдуарда Вадимовича самые разнообразные, поставила перед Мишей низкий бокал. Мишка выпил. Незнакомый вкус виски противно отдал одеколоном, который они с пацанами пробовали на дне рождения Валерки Головлева в девятом классе.
- Не понравилось? – засмеялся Эдуард. – Ничего, привыкнешь. Это тебе не бормота в подворотне, это – «Эван Уильямс»***(10).
Мишка покивал согласно.
- А что ж ты, маленький паршивец, так сегодня задержался?
- В смысле? – растерялся Мишка.
- Шофер поехал за тобою вовремя. А сюда вы явились на час позже, чем должны были. Что, ты целый час с какой-то соскою прощался?
- Нет.
- Ты мне не ври! – сдвинув брови, Эдуард уже вытягивал из брюк ремень. – Я такого не прощаю!
«Ни хрена себе, обороты!» - подумал Мишка, подчиняясь руке, грубо выдернувшей его из-за стола.
Ремень ожег его локоть, задев болевую точку. Не войдя еще в роль, Мишка зашипел от боли, схватился за ушибленное место и скользнул хмурым взглядом по лицу негостеприимного хозяина. Эдуард зашелся вмиг до дикого восторга.
- Ты на меня глазами не сверкай, гаденыш! Запорю! – он нажал кнопку вызова охраны. – Будешь у меня в ногах валяться и скулить «Прости меня, папочка!»
Широко замахиваясь, он стегал дерзкого мальчишку. Но актер Михаил Самсонов уже понял свою роль.
- Прости меня, папочка! – почти сразу откликнулся он.
- Не искренне, Миша! - цедил Эдуард. – Лучше проси!
- Прости меня, я не буду, не буду! Я стану послушным! …Делать все, как прикажешь! Я – виноват, мне очень-очень стыдно! – Мишка, стараясь держать интонации, наговаривал все реплики из садо-мазо сценок, которые приходили сейчас на память.
Когда в дверях возник охранник с шокером и наручниками, ломать в столовой было некого. Не выбирая места, Эдуард бил Мишку по плечам, пояснице, ногам и рукам. Один удар пришелся по лицу, и ярко-красная больная полоса легла наискосок по брови и по носу. Но Мишка только вскрикивал:
- Прости меня! Ой! Вау! Прости! – и вяло уворачивался, стараясь только уберечь глаза.
От несвоевременной покорности Эдуард зверел, всё увеличивая частоту и силу ударов. Охранник топтался в дверях. Но вязать эту тряпичную куклу было бы смешно. Поняв, что бунта не дождаться, хозяин раздраженно махнул охраннику, чтобы скрылся с глаз. Потом рванул на Мишке свитер:
- Всё сними!
Мишка быстро разделся. После этого дела пошли чуть лучше: тело не фальшивило. Ссадины и алые следы ударов были настоящими. Острые лопатки честно вздрагивали в такт ремню. Стараясь не слышать раздражающего вопля, Эдуард снова ощутил силу эрекции и распечатал презерватив.
- Всё, простил, простил. Пожалею моего хорошего! – бормотал он.
Правда, вопреки своим словам, войти он постарался очень резко. Но после Клея, после четырех месяцев ежедневных порносъемок, боли причинить Мишке не сумел. К счастью, Мишка догадался постонать: сначала – страдальчески, потом – возбужденно. Вадимыч часто задышал и кончил. И почти в тот же миг брезгливо оттолкнул ставшее ненужным тело:
- Всё. Иди. Для первого раза можешь считать, справился. Даша даст тебе халат и ужин. Да смотри: веди себя прилично! – и, больше не глядя новому любовнику в лицо, Эдуард вернулся к своему накрытому столу.