— Пока это мысли — просто мысли у тебя в голове — ничего не будет. Но стоит им появиться на бумаге или быть произнесенными вслух с конкретной целью — навредить ей или её репутации, и в конкретной причинно-следственной связи — из-за её поступка накануне битвы за Хогвартс, то всё возвращается к первоисточнику. И нет, Рон, я в неё не влюблен, — Гарри осторожно взглянул на слизеринский стол, чтобы посмотреть на того, чья реакция была ему особо интересна. Но он сидел к нему спиной. Чуть склонившись к Панси, он что-то ей настойчиво доказывал.
— А с заклинаниями как?
— Думаю, найдется ещё кто-то, чтобы проверить. А простые сплетни будут… — Гарри с задором начал рассказ, но не закончил, потому что Большой зал оглушило вопиллером:
«Ромильда Нюниситта Вейн! Если ты считаешь забавным присылать своей родной матери письма подобного содержания, тебе стоит пересмотреть своё понятие чувства юмора. Как ты могла, — Ромильда в этот момент попыталась сжать руками несчастное письмо, поэтому вышло неразборчиво и невнятно. — Дочь, ты наказана! Жду от тебя извинений в приличной форме!»
— Оу, видимо своё второе имя она не хотела раскрывать никому, раз уж мы все удостоились чести его услышать… — Гарри не стал подавлять смешок, несмотря на то, что вышел он весьма злобным. Но на бедную покрасневшую девушку уже никто не обратил внимания, потому что за столом Рейвенкло разразилась настоящая баталия — несколько парней — трое или четверо — откровенно дрались, пока девушка с бурачного оттенка щеками и бледными пальцами рук отчаянно смотрела на них, не решаясь ни подойти, ни убежать.
— Да… Сплетни будут отражаться так: самое постыдное, совершенное сплетником, будет отправляться посланием тем, от кого это больше всего хотелось бы скрыть, — Гермиона посмотрела на друга широко распахнутыми глазами.
— Гарри, это так жестоко!
— Я буду иметь в виду, мистер Колдуэлл! — грозно прозвучало с преподавательского стола. Все мигом обратили внимание на потрясающую небольшим листком Макгонагалл, и парень с Хаффлпаффа уткнулся носом в стол и стал усиленно жевать… кажется, пудинг.
— Интересно, когда до них дойдет, что это из-за сплетен, — поинтересовалась Гермиона, рассматривая зал.
— О, они уже знают… И не думаю, что это продлится долго. Все скоро успокоятся, — Рон неверяще покачал головой. Он не узнавал своего лучшего друга, который с какой-то странной уверенностью и спокойствием говорит о том, как умирают со стыда его однокурсники.
Как же Гарри был не прав. Понимая, что Панси теперь — как наиболее очевидный враг народа — неприкасаема, победители ополчились на остальных слизеринцев. И место Паркинсон занял, конечно, Малфой. Уже к вечеру получившие своими же заклинаниями и проклятиями студенты переключились на него. Когда Гарри увидел одно из нападений в коридоре, ведущем на кухню — очевидно, хорек решил не провоцировать лишние палочки на необдуманные действия, ему прямо в лицо была брошена нелицеприятная правда:
— Да брось, Гарри, всех под Покровительство не возьмешь! А они должны быть наказаны. Не все такие всепрощающие, как ты! — Эрни МакМиллан был достаточно убедителен, чтобы вызвать у Поттера очередной приступ беспокойства и непримиримой злобы. Малфой гордо прошествовал мимо, не удостоив Избранного взглядом.
Второй раз такой выверт у него не получился. Следующим утром на завтраке Гарри снова подошёл к слизеринскому столу.
— Здравствуй, Паркинсон.
— Здравствуй, Поттер, — она не знала, зачем её покровитель появился в поле зрения, но не могла не поздороваться.
— Здравствуй, Малфой! — Парень перевел взгляд на блондинистую макушку, сейчас обращённую в противоположную сторону.
— Что, Поттер, и меня решил взять под своё крыло? Спасибо, но я откажусь, пожалуй.
Теперь голос Гарри, слегка усиленный Сонорусом, прокатился по Большому залу. Но поскольку все притихли и без лишнего напоминания, в каждом углу его было слышно:
— Драко Люциус Малфой, я хотел сказать тебе… — прямой взгляд серых глаз сбил его с толку, и парень, немного робея, продолжил уже не так уверенно. Но назад пути не было. — Я благодарю тебя за спасение моей жизни. Я благодарю тебя за спасение жизней всех, находящихся здесь. И я признаю свой долг перед тобой.
— Поттер, что ты творишь, — прошипел Малфой. — Шрамоголовый идиот, заткнись сейчас же!
Неожиданно для всех — и слизеринцев, и профессоров, и остальных факультетов, кажется, даже для самой себя — Панси ткнула Малфоя под ребра:
— Драко, ты не можешь не ответить на признание долга. Или прими его, или освободи.
— Так это ты поднатаскала его в обычаях чистокровных? Откуда ему всё это знать? — со злобным рыком бросил Малфой. — Гарри Джеймс Поттер, — громко, но без Соноруса, начал было говорить слизеринец, но с каждым его словом голос становился всё тише. — Мордред, лучше бы ты меня тоже выволок за собой из зала, нельзя было сделать это наедине, а? — и получив очередной толчок от Панси, он продолжил: — Гарри Джеймс Поттер, я признаю свой долг жизни перед тобой. И принимаю твой, — а потом, вместо заготовленной фразы о намерении воспользоваться своим правом потребовать долг в будущем, у него вырвалось: — И пусть магия распорядится им.
Все оторопело уставились на Малфоя.
— Мордред и Моргана, это ты, Панси, меня заразила гриффиндорской туполобостью. Сначала приняла руку Покровителя, не узнав суть Формулы Печати — да он мог тебя хоть в сексуальные рабыни взять, ты бы и не заметила! Теперь я разбрасываюсь признанным долгом жизни от самого известного мага современности.
— Поттер, — игнорируя Малфоя, шикнула Паркинсон, — ты ничего не ответил! Признай долг Драко и вали уже отсюда!
Гарри вздрогнул от непривычного шипения и произнес:
— Я освобождаю тебя от долга жизни, Драко Люциус Малфой, в благодарность за твою роль в победе в битве за Хогвартс, — он неловко потянулся в карман и достал палочку. Находящиеся в напряжении зрители и так не знали, чего ожидать от Избранного. А тут — вроде и долг жизни простил, и спасибо сказал, что, теперь и проклясть можно? Гарри снял Сонорус и протянул палочку Малфою. — Спасибо, Малфой, правда. И за Мэнор, и за неё.
— Пожалуйста, Поттер, — принимая свою палочку из рук Героя, всё ещё неприязненно, но как-то задумчиво сказал Драко. Как только она привычно легла ему в руку, по ладони прокатилась волна тепла. Вдохнув полной грудью, пожалуй, впервые за несколько месяцев, если не лет, он посмотрел на палочку в своей руке и понял, что магия уже распорядилась долгом. Вот только, как сказать об этом Гарри? — И тебе спасибо, — увидев непонимание в глазах брюнета, он кивнул на палочку. А потом помотал головой, будто не мог согласиться с чем-то внутри себя. — И прости меня, если бы я знал, что так получится…
— Ты о чём вообще?
— Ты позже поймешь, — шёпотом сказал Малфой, скорее для самого себя, чем утаивая слова от присутствующих за завтраком слизеринцев.
====== Глава 2 ======
Как бы странно это ни было, но к Хэллоуину издевательства над слизеринцами почти прекратились. Нет, конечно, те не лезли на рожон и не провоцировали враждебно настроенную общественность, но и сама эта общественность постепенно занялась своим будущим. Несмотря на определенные трудности, большинство учащихся с потрясающей инициативностью вникало в учебный процесс. Да, классы не были приспособлены под ведение занятий, штат преподавателей до сих пор не был заполнен, не хватало ингредиентов и приспособлений, но учёба шла полным ходом. Хогвартс медленно восстанавливался.
Гарри почти не общался ни с кем из слизеринцев, да и с гриффиндорцами он тоже, не сказать, чтобы предавался длительным дискуссиям. Во-первых, он был так же сосредоточен на учёбе, как и большинство студентов. На удивление, это принесло ему только положительные эмоции, хотя постижение магических наук оказалось делом весьма выматывающим. Он сильно уставал, особенно от занятий в библиотеке — и это было второй причиной, по которой он не общался с друзьями. Но была ещё третья причина — Рон. Он так и не принял то, что Гарри взял протеже. После того, как Гермиона рассказала ему общий принцип — а подробностей она знать никак не могла, у каждого рода они свои — Уизли никак не мог смириться с тем, что Паркинсон теперь под вечной защитой Поттеров. У него хватало ума держать эти мысли при себе, но неосознанно он иногда все-таки высказывал какие-то намёки. И то, что видел Гарри, ему не нравилось. Зависть. Непонятно только, чему завидовать… У девушки оба родителя в тюрьме, возможно, навсегда. Паркинсон-Парк пуст и холоден, и неизвестно, хватит ли у Панси сил, денег и знаний, чтобы сохранить родовое гнездо. Да ещё много других моментов можно озвучивать, но Рон вслух о таком не говорил, а Гарри и Гермиона только молча смотрели, как он отдаляется от них, как медленно сближается с Симусом и другими ребятами, отграничивая себя от Гарри.