— Я даже не уверена, что мы ещё пара. Мне кажется, мы неделю не разговаривали, — Гермиона тихо вздохнула. — Но самое грустное — это то, что мне, кажется, всё равно, — они завтракали перед Трансфигурацией. Гарри весело подмигнул.
— Ну, если тебе всё равно, то почему же ты грустишь? Улыбнись!
По утрам у Гарри почти всегда было превосходное настроение и прекрасное расположение духа. Он замечательно себя чувствовал и готов был улыбаться сутки напролёт. Это к вечеру ему было всё сложнее натянуть на лицо весёлость, а до обеда он был настоящей батарейкой. Задумавшись об этом в конце сентября, он пришел к выводу, что столько энергии у него благодаря повысившейся до невероятных высот сексуальной активности. Она, правда, была в основном во сне. И в душе. Ну, и иногда в кровати перед сном. Но столько, сколько сейчас, он не кончал никогда. В конце концов он пережил смерть, дважды. Он, наконец, перестал бояться за свою жизнь, и естественно, что гормоны, не подавляемые сильнейшим стрессом, проявляют себя. Так что, он даже не пытался стесняться их или противостоять этому. Он просто дважды перепроверял Заглушающие и Охранные чары над своим пологом. И с нетерпением ждал своих ночных рандеву. Иногда по утрам он даже скучал, когда не мог вспомнить своих снов. И потом, после полезно (если вы понимаете, о чём я) проведённого душа, он был бодр и полон сил.
К середине октября у него уже утвердился четкий недельный распорядок, и самые трудные дни для него были те, когда он занимался с друзьями. Чем дольше он занимался, тем ужаснее себя чувствовал. Он даже посоветовался с Гермионой, может ли быть так, что его организм не приспособлен к обучению, и он быстрее устает из-за физических особенностей. Она только посмеялась над ним и посоветовала больше спать, указав на очевидные синяки под глазами.
Празднование Хэллоуина проходило превосходно. И закончилось бы так же, если бы Избранный не упал в обморок. И да, его сразу же поместили в лазарет. Где его пришла навестить… Его протеже. У Гарри даже челюсть отвисла от этого вида.
— Не обольщайся, просто от твоего состояния здоровья, пока наследников не наплодишь, зависит и моё — и здоровье, и жизнь. Должна же я была проверить. Помфри говорит, что что-то ест твои силы. У тебя магическое истощение. Неужели Покровительство так на тебя влияет, может, ты в Формуле что-то напутал?
— Панси, я пол-лета провел, изучая эту идею. Библиотека Блэков — это тебе не Хог. Там столько всякого страшного есть, что волей-неволей учишься не совершать ошибок.
— Ну, в любом случае, тебя что-то ест. Это или предмет, или человек, или сущность. После битвы Хог уже не тот. Здесь к тебе мог бы кто-нибудь присосаться. Ты анализировал свое состояние?
— Боже, ты как вторая Гермиона, — Панси издала странный звук и выглядела так, будто сейчас задохнется. — Извини за невольное оскорбление. Я в интеллектуальном плане, а не в... Ну, ты поняла. Слава Богу, Помфри ей ещё ничего не сказала. Иначе я просто умер бы от её занудства.
Панси состроила хитрую гримасу, — Не линяй с темы. Когда тебе хуже всего?
Гарри вздохнул, — В библиотеке. Когда мы занимаемся, я просто засыпаю. И не только от скуки. Мне правда там плохо. Я говорил Герми. Но она только посмеялась.
— Так, а вы в одном и том же месте занимаетесь? И с кем именно?
— Все наши: Герми, Джинни, Лаванда, Рон — он правда не приходит уже давно, Дин и Невилл, Лавгуд… Ну, столы меняются… Там же полно места…
— Так, а кроме библиотеки? Где-то еще тебе плохо? — девушка явно сильно нервничала.
— Панси, ты действительно заботишься о моём здоровье?
Девушка потупила взгляд.
— Ничего такого не подумай, просто трудно этого не делать, когда твоя магия всегда со мной. Я исключительно как протеже о тебе беспокоюсь. Понял?
— Угу. Я понял, понял. Твоя слизеринская натура не позволила бы тебе испытывать какой-нибудь романтик к гриффиндорцу, — Гарри ухмыльнулся, но получилось как-то печально.
— Много ты знаешь о слизеринской натуре… Постой, ты что… Э. Ну… — она побледнела, посерела и уткнулась взглядом в свои руки.
— Паркинсон, ты не попутала что-нибудь? Я, вообще-то, гей, — вот этот смешок получился задорным.
— Фух, — она расслабленно откинулась на спинку стула. — Э… — тут она, кажется, поняла, что именно услышала. — Что? Давно? Но ты же с рыжей встречался…
— Давно, Панс. Давно. Просто не сразу понял.
— Ладно, это все равно не моё дело. Так, что там? Ты это, в обморок-то чего грохнулся? И Помфри что сказал?
— Ну, упал я, когда мы с Джинни танцевали. А сказал, что учусь, как ненормальный, и забываю поесть. Только вот дурить её долго не получится.
— Ну, так может, это Джиневра тебя и истощает? Хотя, раз ты гей, то не должно было бы у неё получиться. Эээ… Если это не темномагическое что-то, но не думаю, что ей хватило бы сил на это, да и гриффиндорцы же тёмной магией не пользуются… — тут уж конкретно насмешка звучала.
— Не мне тебе рассказывать, что магия тёмной не бывает сама по себе.
— О, да ты и правда летом чуть подтянул свои знания о мире, в котором теперь живешь… — это, конечно, был сарказм, но какой-то… Добрый, что ли?
— Джинни не может меня вампирить, — он сказал это очень уверенно. Но потом подумал. А потом подумал ещё. — Хотя, когда она рядом, мне почти всегда плохо.
— Ну, так перестань общаться с ней, ты, гений. Пока не разберёшься в причинах.
— Ты поможешь?
— Чего? Пусть тебе твоя Грейнджер помогает. И вообще, может, проще у рыжей спросить?
— Я бы Герми не хотел рассказывать. Она… Бывает немного слишком… Гиперопекающей… А Джинни… А если она обидится?
— А если ты умрешь? — в этот раз в голосе девушки доброты не было и грамма. Один сплошной слизеринский сарказм. Гарри глубоко вздохнул.
Малфой стоял у края поля, не решаясь сделать шаг вперед. Было холодно даже для первых дней декабря. Только начало светать, и субботнее утро было пустынным и угрюмым. Он очень хотел полетать, но не мог преодолеть свой страх. И ненавидел себя за это. Но руки начинали гореть, легкие не хотели брать очередную порцию воздуха, а в ушах гудел всепоглощающий огонь, с треском сжирающий заполненные полки Выручай-комнаты. Нет. Он не может сесть на метлу. О чём он вообще думал, придя сюда в такую рань. Глянув на зарождающийся рассвет огненно-красного цвета, он вздрогнул и развернулся, чтобы уйти. Руки выпустили старую школьную метлу, а глаза подёрнулись пеленой воспоминаний. Крик Крэбба доносился прямо из шипящей пасти Адского пламени.
— Малфой, ты чего? — чей угодно голос готов был в этот момент вытерпеть Драко, но только не этот. По его щекам сейчас стекали слёзы. Губы тряслись. Руки... Руки тоже дрожали. И совсем не от холода. — Пойдем, полетаем.
Гарри бесцеремонно схватил его за локоть, усадил на метлу позади себя и резко взлетел. Он каким-то непостижимым образом без слов понял, что происходит с Малфоем, и без лишней прокрастинации ломанулся его спасать. Ошарашенный слизеринец даже не смог сопротивляться. У него, кажется, остановилось сердце. Паника захватила всё его существо, и руки так сильно обхватывали Поттера, что могли сломать ему рёбра. Постепенно лицо и ладони привыкли к потокам воздуха, нежно оглаживающим и совсем не морозящим. Только сейчас он понял, что гриффиндорец наложил Согревающие чары. Он осмелился открыть глаза, и снова все поплыло. Он опять ухватился за Гарри, как за единственное своё спасение, и неожиданно услышал смех. Он настолько диссонировал с тем, что испытывал сейчас Малфой, что тот выпал из своей нелепой паники: