Кулашвили незаметно следил за выражением лица хозяина, за его глазами, за всем, что происходило в душе этого раба золотого тельца.
Какие страсти разыгрывались в сердце хозяина! Он старательно скрывал все свои переживания, но зоркие глаза Кулашвили замечали все.
Он прощупывал землю шаг за шагом. И вот… Что это?! Михаил уловил дрожь штыря, наткнувшегося на металл.
Он радостно сказал:
— Здесь ройте! Здесь! — Оставив штырь торчать в земле, старшина начертил щепкой прямоугольник. — Вот в этом месте!
— Товарищ капитан, разрешите обратиться к старшине Кулашвили? — спросил Кошбиев у Домина.
— Обращайтесь!
— Товарищ старшина, вас вызывают в дом.
— Разрешите, товарищ капитан, пойти в дом?
— Разрешаю! Место же отмечено! Рыть начнут сейчас же. Если возникнет необходимость или будут вопросы, позовем вас! — ответил Домин.
Старшина отправился в дом, где его ждал работник Комитета Госбезопасности.
— Михаил Варламович! Хочу посоветоваться: стоит ли вскрывать пол в этой комнате?
Кулашвили оглядел комнату, встал на колени, почти припал глазами к широким половицам. Пожал плечами.
— Думаете, здесь нет ничего?
— Нет, здесь, под полом, ничего нет! — тихо ответил Кулашвили. — Пол не трогали никогда. Если у вас есть сомнения, конечно, вскроем. Но я убежден: здесь нет. А в сарае найдем что-нибудь.
— Честно говоря, Михаил Варламович, мне показалось лишним искать здесь, но хотелось услышать ваше мнение.
В самом деле, половицы, пригнанные друг к другу, образовывали литую плоскость. За долгие годы доски словно срослись одна с другой.
— Товарищ старшина! — сказал Кошбиев входя и тщательно вытирая ноги. — Вот трубу нашли.
— В сарае нашли! — как бы подтвердил старшина, мгновенно вспомнив стук штыря о металл, и взял трубу в руки.
Вошел и Домин.
— Сквозь землю видите, старшина! А сквозь железо? Есть тут что-нибудь?
Михаил молча передал ему трубу. Тот подержал в руке, проверил, прикинул на вес.
— М-да! — Попробовал открыть, вытащить деревянную пробку. Не тут-то было. — Ох, черт! Как вогнали! На веки вечные!
Нетерпение охватило и сотрудника Комитета Госбезопасности. Крепкими руками он взялся за трубу, потянул пробку с силой, аж голову набок склонил, и его лицо побагровело от напряжения. Он положил трубу на стол.
И тут за дело взялся бывший слесарь — старшина Кулашвили. Он постучал трубой об пол, потом достал из кармана складной нож, выдвинул штопор, ввинтил его в пробку, постучал еще по краям, и — пробка была извлечена.
Михаил наклонил трубу.
Ничего не выпало.
Он опять постучал ею по краю стола. Начал перекатывать ее, постучал снова… и круглые золотые николаевские десятирублевки начали выкатываться на стол.
Одна, две, три, четыре…
— Сорок, сорок пять, пятьдесят, — считал Домин.
— Семьдесят, восемьдесят, девяносто, сто! — сотрудник Комитета Госбезопасности краем ладони вытер пот со лба. — Все?
— Почему все? — с наивным видом спросил старшина. — Мы считать не разучились.
— Сто пятнадцать, сто двадцать, сто пятьдесят, — тихо, как завороженный, говорил Домин, — сто семьдесят. Все!
— Нет, застопорилось что-то. Тут еще есть что подсчитать. Погодите, — Михаил помудрил с трубой, которая заметно полегчала.
— Сто семьдесят одна, сто восемьдесят, — отсчитывал Домин, — сто девяносто, двести две, двести три…
Михаилу и самому казалось это наваждением: в тихом опрятном доме из-под земли извлечена ржавая труба, забитая деревянной пробкой, а из нее — золотые монеты николаевской чеканки. Наконец монеты перестали падать. Труба иссякла.
В комнате посветлело.
— Триста штук, одна к одной, — составляя акт, подытожил капитан Домин.
На третий день засыпали землю в сарае на прежнее место, уложили поленницы дров, перебросали обратно уголь.
Хозяин был уже арестован.
Младший сын пришел к сараю и с недоумением смотрел на солдат, на дрова, на уголь. Руки его бессознательно тянулись к красному галстуку на груди, точно это было его спасением. Тонкие детские пальцы перебирали концы галстука. Подошел и старший сын. Он был выше отца на полголовы, крупнее.
— Все чтобы в порядке было, как прежде! — сказал солдатам старший сын и, уходя, искоса взглянул на стоящую у огорода деревянную уборную.
— Надо пошарить в огороде! — предложил Домин.