Накануне крымской кампании 1853-55 гг., которая, кстати сказать, была безусловным следствием российского движения на юг, один из идеологов британской внешней политики лорд Пальмерстон писал: "Лучшей и самой эффективной гарантией европейского мира в будущем явилось бы отделение от России некоторых приобретенных ею окраинных территорий: Грузии, Черкессии, Крыма, Бессарабии, Польши и Финляндии...". Опасность, которую видел самый знаменитый министр викторианской Англии, была предельно проста, причины ее абсолютно естественны. Кавказ и Крым всегда были ключом к Передней Азии и Черному морю, Польша - к Восточной Европе и морю Балтийскому. Российская империя, владеющая этими важнейшими стратегическими позициями, была вынуждена стремиться к дальнейшему расширению, в частности - в направлении Босфора. Таково естественное упражнение империй: выравнивание границ.
Пожелания Пальмерстона исполнились в эпоху Горбачева-Ельцина, и практически все эти территории уже отделены от России, за исключением Черкессии, т.е. западной части северного Кавказа. Впрочем, и здесь есть возможности для дальнейшей игры. Но нас сейчас интересует именно роль Грузии.
Англо-русское противостояние еще в XIX веке стало элементом европейской политики, в нем принимали участие и Франция, и Германия. Да, разумеется, с ними у нас никогда не было столь длительной и принципиальной конфронтации как с Великобританией, но Турция и Кавказ всегда интересовали французов и немцев вне зависимости от союзов или войн с Россией.
Еще в XIX веке, во время кавказских войн, российские военачальники обнаружили удивительное по своим масштабам присутствие в регионе британских и французских разведчиков, вернее, шпионов или эмиссаров, как их тогда называли. Более всего их интересовала Грузия, которая была определена Европой как ключ к Кавказу. Да, разумеется, Римская империя полагала таким ключом Армению, но позднейшая история компенсировала армянскую карту наличием Турции.
Нынешняя схема интересов западного мира на Кавказе выглядит более абсурдно, чем сто или двести лет назад. И включение в состав игроков Американской империи совершенно не меняет ситуацию.
Итак, назовем основные мотивы любого современного присутствия на Кавказе.
Первый. Кавказ, в особенности линия Грузии-Азербайджана, может служить путем из Каспия в Черное море. Проще говоря, мостом из Средней Азии в Европу, минующем Россию. Помимо этого, есть еще одно транзитное направление - на север. Это пути по черноморскому побережью (Турция-Аджария-Грузия-Абхазия, а далее в Россию или Черным морем до Украины) и по каспийскому (Иран-Азербайджан-Дагестан, далее в Россию).
Второй. Кавказ является наиболее разработанной экспериментальной базой для проведения ограниченных опытов по столкновению различных форм мусульсманской идеологии. Проще говоря, конфликт между фундаменталистским исламом (Иран, Саудовская Аравия, шииты и ваххабиты вообще) и светским (Турция, Египет, Кувейт, Сирия), здесь может быть локализован и испытан.
Третий. Кавказ есть консервированная форма множества межнациональных конфликтов, могущих спровоцировать этническо-социальный кризис не только на юге России, но и в ее поволжско-уральских территориях.
Кажется, этого должно быть достаточно для включения Кавказа в сферу интересов любой крупной современной державы. Что, собственно говоря, и происходит.
А значение Грузии в Кавказском регионе, безусловно, можно считать едва ли не определяющим. И самое важное здесь - грузинские черноморские порты. Ведь именно через Грузию идет единственный транзитный путь из Каспия в Черное море. Ценность этого транзита очевидна не только для Армении и Азербайджана, но также для Казахстана и Туркмении. Кавказский маршурут среднеазиатской нефти и газа мало того, что обеспечивает определенную независимость закаспийских республик от российских трубопроводов и российской политики, но - в условном идеале - может оказаться и экономически более выгодным. Другое дело, что до этого идеала сейчас очень и очень далеко, но большая политика сродни фьючерсной бирже, и всерьез рассматривает обстоятельства, которые могут и не произойти.
Идея "большой каспийской нефти" ничуть не менее полезна, с точки зрения геополитики, чем идея "малого шелкового пути", долгое время державшая Россию на Кавказе. По самым скромным оценкам, развивать легенду о каспийской нефти можно будет еще лет пятнадцать - если постепенно отказываясь от сейчас уже малоперспективной азербайджанской нефти, включать в последующую разработку туркменскую и казахстанскую. Во всяком случае, здравомыслящий игрок, обладающий изрядным запасом сил и средств, никогда бы не отказался от такой возможности. Тем более, имея в виду перспективу существенного усиления влияния на Иран за счет общей экспансии в каспийский регион. Результатом этого влияния может быть хотя бы и раздел Ирана, аналогичный иракскому.
Общая длительность этого сценария может составить еще лет пятьдесят, особенно если присоединить к сюжету всю пост-советскую Среднюю Азию, Афганистан и Пакистан, которые, почти автоматически, тянут за собой Индию и Китай. Поэтому потенциальные геополитические резервы Кавказа несопоставимо больше каспийских запасов нефти. Грузия, равно как Армения и другие кавказские образования, обречены быть фишками в этой игре.
Кроме того, Грузия вместе с остальным Кавказом, в самом ближайшем будущем могут стать, и, кажется, уже становится, ареной борьбы между радикальными и либеральными мусульманскими течениями. Это только кажется абстрактной задачей большой мировой политики, но на самом деле, давно уже стало абсолютно реальной проблемой. Усиление влияния Турции на Азербайджан и Грузию, особенно заметное в последние годы, привлекло внимание исламистских арабских кругов, менее всего настроенных отдавать кавказский регион светской Турции. Они прекрасно видят, что традиционная религиозная общность Грузии и Армении сейчас перестала иметь какое-либо значение, особенно потому, что последние двести с лишним лет она подразумевала соучастие России. А поскольку грузины теперь категорически не хотят видеть русских на Кавказе в качестве активной силы, то на место прежней логики "союза единоверцев" предлагается простая геополитическая выгода. Главным принципом объединения Закавказья должно стать объединение вокруг Турции и НАТО.
Девальвация религиозных противоречий выгодна не только светским мусульманским государствам, поэтому уже сейчас арабские страны заявляют о своей готовности активно работать с Грузией и Азербайджаном. В частности, представители финансовых кругов Объединенных Арабских Эмиратов и Саудовской Аравии намерены вложиться в грузинский банковский сектор. А если учесть, что в Грузии и на Кавказе давно пытаются играть Штаты, которые теснейшим образом связаны с саудовским капиталом, то придется признать, что фундаменталистский ислам вторгается в регион не только своим собственным желанием, но и волей игрока N 1 в сегодняшней мировой политике.
Наконец, есть еще одно обстоятельство, которое, кажется, неприлично ставить в один ряд с грандиозными геополитическими сценариями. Но, тем не менее, его оперативное влияние на грузинскую политику ничуть не менее весомо. Через Грузию идет еще один транзит - наркотиков. В каком-то смысле, тема наркотиков стала для грузинской внутренней политики такой же разменной картой, как при советской власти тема коррупции и теневого производства. Оппозиция обвиняла Шеварднадзе в покровительстве наркотрафику, Шеварднадзе обвинял местных князьков и непокорные автономии; после свержения Абашидзе в Батуми был обнаружен подпольный завод по производству наркотиков; абхазские сепаратисты, как известно со слов нынешних грузинских руководителей, держатся за свою автономию только для того, чтобы сохранить морские наркоперевозки; главное грузинское обвинение против бывшего командира российских миротворцев в Южной Осетии генерала Набздорова - предоставление наркоторговцам свободного коридора в Северную Осетию и доля в прибыли. Наконец, недоброжелатели Михаила Саакашвили говорят, что его задача объединения страны на самом деле придумана международной наркомафией, которой нужна стабильная, воссоединенная Грузия для стабильного наркотрафика.