В те дни по всему миру шла молва о щедрости и красоте принцессы Сундаран. Даже йоги и факиры не могли хладно взирать на прелестную рани. Немало прославленных властителей домогались руки красавицы, многие потеряли из-за нее разум и покой, но сердце рани билось бестревожно: не встретилась еще та сила, которая способна была покорить принцессу. У рани Сундаран было все – и обширные владения, и пышные дворцы, и сонмы челяди, тщившейся угадать любое ее желание, не было лишь одного: друга, которому она могла бы отдать любовь свою.
И вот однажды возле стен блистательной столицы Сундаран разбили свой лагерь бродячие йоги. Горакх-натх повелел Пурану идти во дворец рани за милостыней, причем особо указал, что юноша может принять по-, даяние лишь из рук самой властительницы, ибо, как сказал Кадар-Яр:
Аскета на земле тревожен путь, -
Избрал его – так осторожен будь.
Итак, Пуран захватил сосуд для подаяния, щипцы со звонкими колокольчиками и отправился в город. Он шел, громко взывая к богу и раскачиваясь так, как от века привыкли ходить все йоги.
Вот и дворец рани. Юноша остановился и воззвал:
– Пусть вечно живет сей дом! О мать, подай милостыню йогам!
Служанка, да нет, скорее подруга рани Сундаран, показалась на пороге. Увидев прекрасное лицо, измазанное пеплом, она глазам своим не поверила. Долго не отрывала она взгляда от лица йога. Когда же опомнилась и протянула руки к сосуду для подаяния, Пуран отвел его назад.
– Учитель повелел мне принять милостыню лишь из рук самой рани,- сказал он.
Девушка прибежала к своей повелительнице и, смеясь, доложила:
– Госпожа! Внизу, у дверей, стоит йог. Такой странный… Такой красивый! Он не захотел принять милостыню из моих рук. Говорит: «Пусть сама рани подаст…»
– Вот полоумный гордец! – воскликнула рани Сун-даран.
– Не сердись, госпожа! Клянусь всевышним, когда ты увидишь этого йога, ты пожалеешь о своем гневе.
Сундаран выглянула в окно, туда, где стоял этот простак Пуран. Потом отступила в глубь покоя.
– Введи сюда йога,- приказала она.- Да спроси у него, с чего это он вздумал шутить со мной? Его дело – собирать милостыню, а не заигрывать с девушками.
Служанка мигом выбежала на улицу и передала йогу повеление госпожи.
– Йогам не подобает входить во дворец,- сказал Пуран, помня о наставлениях своего учителя. – Если рани хочет подать милостыню, пусть сама спустится вниз, а нет – и не надо. Йоги уйдут. В мире много дверей, возле которых можно просить подаяния.
Снова прибежала служанка и передала госпоже слова странного йога. Тогда рани до краев наполнила большое блюдо алмазами, рубинами; с этим подаянием она спустилась к аскету. Вот она чуть приспустила покрывало, глянула в лицо Пурану, в это прекрасное лицо, густо осыпанное пеплом, и почувствовала, что отныне у нее нет больше своей воли. Сердце упало, по телу разлилась сладкая истома, душой овладели мечты о счастье – мечты, которые в течение многих столетий владеют людьми… Ей показалось, что наступил наконец желанный миг: ко дворцу ее пришел он – он, единственный, которого она так долго ждала. Поставив на землю блюдо с драгоценностями, Сундаран склонилась к ногам йога.
– Прошу тебя, войди во дворец! – взмолилась она.- Зажги светильник моего счастья! Я омою твои ноги, я выпью воду, оставшуюся после омовения! Окажи же мне милость, войди! Даруй радость моему одинокому миру!
Тот, кого хоть раз коснулось пламя пожара, пугается светлячка. Пуран едва выпутался из одной сети и теперь не хотел попадаться в другую.
– Положи милостыню в сосуд, рани, – сказал он. – Я пойду дальше. Йогам не подобает останавливаться.
Вернувшись в лагерь, юноша высыпал драгоценные камни перед учителем.
– Что это ты принес, Пуран? – удивился Горакх-натх.- Откуда эти камни?
– Это милостыня, которую дала мне рани Сунда-ран,- ответил Пуран.
– А к чему аскетам такая милостыня? Что мы будем делать с камнями? Нам нужен хлеб. Иди, мальчик, верни все это рани и попроси чего-нибудь съестного. Ступай, глупый.
Пуран вновь отправился в город. Он подошел к стенам дворца, воззвал о подаянии. Не прошло и мгновения, как рани Сундаран выбежала из дверей, словно она поджидала прихода юноши.
– Возьми назад свои камни, рани,- сказал Пуран.- Они навлекли на меня гнев учителя. Аскетам драгоценности не нужны. Если в доме твоем есть еда,- пожертвуй немного, если еды нет,- мы попросим милостыню у других дверей. Мои братья-йоги голодны, они ждут, чтобы я накормил их.
Вмиг во дворце закипела работа: повара готовили яства, слуги раскладывали их по блюдам, а подносы с едой устанавливали у себя на головах. Вскоре к пригорку, на котором расположились аскеты, направилась пышная процессия. Впереди, еле касаясь земли, подобная грациозной лани, шествовала Сундаран, шалая от любовного опьянения, обуреваемая тысячами надежд, прекрасная, как весенний цветок, ведомая божественной красотой юного йога.
Как светоч красоты, мелькнул Пуран,- И устремилась следом Сундаран.
Аскеты с изумлением взирали на приближающееся шествие. Вот рани Сундаран склонилась к ногам учителя, вот отбросила покрывало и окинула взглядом стоявших вокруг йогов. Но разве это был взгляд? Скорее сотни остроконечных стрел! Рухнула прославленная стойкость аскетов, выработанная годами сурового воздержания, обессилели йоги, ослепленные блеском женского лица, сраженные силой женского взора. Одни глядели на прелестную рани расширенными безумием глазами, другие, потеряв сознание, упали в священные костры, те стояли, непрестанно облизывая языком пересохшие губы, эти изумленно хлопали осыпанными пеплом ресницами. Кто-то в смятении вырвал из земли трезубец с желтыми лоскутами, а затем вновь вонзил его в землю, дабы укрепить твердость сердца, кто-то бессмысленно улыбался… И все, позабыв слова молитвенных песнопений, твердили одно лишь слово: «Сунда-ран! Сундаран!»
Да, только Горакхнатх да Пуран выдержали испытание. И учитель, довольный уже тем, что хоть один его ученик проявил должную стойкость, решил исполнить самое заветное желание прекрасной рани.
Сундаран вновь склонилась перед мудрым Горакх-натхом.
– Твоя щедрость велика, махарадж, и благодаря тебе у меня есть все, чего может пожелать смертный,- богатство, власть… Слуги мои покорны и добры. Я не в праве жаловаться на судьбу. И все же я припадаю к стопам твоим…
– Нынче йог милостив. Проси! Проси все, к чему лежит твое сердце! – повторил Горакхнатх.
– Если на то будет твоя воля, учитель, то… даруй божество, которое я поселю в пустующем храме моей души! Божество, которому я стала бы поклоняться, которому могла бы открыть сердце, который одарил бы меня любовью, а взамен принял мою любовь. Отдай мне своего ученика Пурана! Он рожден для меня, как я – для него! Отдай Пурана, и, клянусь, даже смерть не сможет разлучить нас!
Так молила красавица Сундаран. Учитель уже дал обещание и теперь не мог его нарушить. Ласково похлопав по спине юношу, он сказал:
– Иди, сынок. Видно так уж записано в твоей судьбе. Любовь рани – истинная любовь. Она чиста. Это тоже достойный путь. Не сворачивай с него, и мои благословения вечно пребудут с тобой.
Рани Сундаран поймала вольную птицу, летающую в бескрайном небе, и заточила ее в любовную клетку. Казалось, радость приподняла ее над землей: она не шла, а парила. Когда молодая чета прибыла во дворец, в городе началось ликование: загрохотали барабаны, заиграли рожки, послышались благословляющие клики.
Но сердце Пурана изнывало в тоске, стремясь прочь от земной любви. Когда же он вступил во дворец, ему
стало душно в этих тенетах роскоши и богатства. И тут он пустился на хитрость.
– Я хочу сходить к озеру, совершить омовение,- с улыбкой сказал он рани.- Надо смыть пепел; здесь,.во дворце, он ни к чему.
Рани повелела служанкам проводить юношу к озеру. Но едва лишь миновали они стены города, как Пуран свернул не к озеру, а к пригорку, на котором нашли приют йоги. Служанки валялись у него в ногах, умоляя вернуться, но Пуран не внимал их речам.
С плачем вернулись служанки во дворец и объявили рани, что Пуран предал ее. Схватилась за сердце бедная Сундаран, ввергнутая с небесных высот в темную яму. Велика была ее радость, столь же безмерным оказалось и отчаяние.