А гроза уже собиралась, копила силы в сердцевине своего огненного чрева, утрамбовывала всю свою злость и ярость…
…Как ему так могло повезти, Василий не знал и никак не мог поверить своему счастью. Неужели заслужил, дожил? Он овдовел в тридцать лет. Первая его жена, красивая и разбитная, тяжеловесная, но очень мягкая и уютная Маринка утонула. Пошла как-то купаться и не вернулась. Попала в водоворот и не смогла выбраться. Сильная, хваткая Маринка – не смогла…
– Женился бы снова, Василий, полегче бы стало, – советовали ему соседки, и соседкам вторила мать. Но он не мог даже думать об этом. А затем и вовсе свыкся, смирился, забыл. И боялся. Боялся до темного, мрачного, всеобъемлющего ужаса, что снова что-то произойдет с родным существом.
Ему исполнилось сорок, когда в село вернулась Ната, окончив школу и выучившись на фельдшера в областном центре, где жила у своей тетки, по признанию самой Наты, «как у Христа за пазухой». Василий потом ее расспрашивал:
– Почему не осталась в городе? Работа, жилье, общество – всяко лучше, чем тут. Глухомань, без перспектив, без… без ничего!
Ната кокетливо хохотала:
– Неужели ты вправду совсем ничего не понимаешь? Балбес! Я вернулась из-за тебя! Ты же мне обещал… Как же ты не помнишь?
Василий не помнил. Само присутствие Наточки рядом отшибало память напрочь. Ладная, миниатюрная, вся такая гибкая и нежная, Ната почему-то выбрала его. Какая уж тут память, тут бы не свихнуться…
…Наташе исполнилось тогда двенадцать, это было последнее ее лето перед отъездом в город. В один из теплых, пахнущих свежестью и душистым табаком вечеров они с подружками до глубокой темноты засиделись на берегу реки. Щебетали, смеялись, смотрели на звезды… Что еще делают девочки-подростки, собравшись вместе? Конечно, они говорили о женихах.
– Натка, а ты как выбирать жениха будешь? – любопытствовала одна из подруг, рыжеволосая Нинка, с вечным насморком в веснушчатом носу и не менее вечным ветром в хорошенькой голове.
Натку такие разговоры раздражали бесконечно! Чтобы заткнуть чрезмерный интерес, Натка сдерзила:
– А я уже выбрала!
«Как? Кого? Кто он? Он местный? А сколько ему лет?» – и тому подобное…
– Да вот же он, – Ната ткнула пальцем в мужчину, который шел к ним по полю со стороны деревни.
Василий приблизился к берегу, молчаливо обошел стороной притихших девчонок. Он отвязал свою зеленобокую старенькую лодку, ловко впрыгнул в нее и почти уже отплыл, как неуемная Нинка громко прогундосила:
– Василий Петрович, а Василий Петрович!
– Что тебе, Нина? – Черноволосый, кудрявый, бородатый Василий казался девочкам чуть ли не дедушкой.
– А вот вопрос есть! – Нина хохотнула. – А ну как вы женитесь на нашей Натке, когда она подрастет?
Василий вздрогнул, как под ударом плети. Все внутри засаднило, образ Марины тотчас был извлечен услужливой памятью и продемонстрирован ему со всех сторон. Отшутиться – самый верный способ унять боль.
– Конечно, женюсь! – браво крикнул Василий.
Натка тоже не из робких, в нее уже черт вселился, не остановить!
– Обещаете? – вскрикнула она.
– Да, Ната, конечно, обещаю, – ответил Василий.
Отпустило. И отчего-то стало так легко и хорошо, как давно уже не было, очень просто все стало, и он повторил:
– Обещаааааю!
Остаток лета Ната украдкой наблюдала за Василием. Он ей действительно очень нравился! Ей нравилось, как он двигается, как уверенно ходит, как легко спрыгивает со стремянки, как толково разговаривает. Даже его бородатость ей нравилась. И ни капельки он не старый – просто такой… взрослый, настоящий. Надежный. И еще – он ей пообещал.
Наткиной наивности хватило ненадолго. Но ей так хотелось верить этому обещанию, что, вопреки здравому смыслу и всем уговорам, она вернулась в село. А все остальное, что произошло дальше с ней и Василием, было лишь продолжением истории, начало которой положила Нинка, рыжеволосый сопливый ангел.
…Небо все-таки родило грозу. И одновременно с этим начались схватки у Наты. Нет-нет, не совсем так. Гроза, устрашающе шумная, агрессивная, черная, началась еще до полуночи. Небо извергало яркие, жестокие молнии, словно желая убить ими все живое на земле, угрожало невероятным по силе громом, сметало, ломало и крушило яростным ветром деревья, ненадежные постройки и сотрясало дребезжащие оконные стекла.
И уже в ночи, когда косой холодный ливень нашвырял в палисаднике воды по щиколотку, Ната мягкой рукой потрясла Василия за плечо (а он и не спал вовсе, просто лежал, прикрыв уставшие глаза):
– Вася, началось… у меня началось…
Василий вскочил как ошпаренный:
– Не может быть, еще же две недели! Как?!