Старик надел на нос очки, долго и внимательно рассматривал фотографию и вздохнул.
— Вы что, папаша? — удивился Терентьев.
— Больно хороша, — сказал он. — Хлопотно с такими-то. Гляди да гляди за ней, а ты человек военный, где тебе углядеть.
И старик рассказал, как в молодости обманула его обрученная с ним дочка мельника.
— Моя не такая, — возразил Терентьев и улыбнулся.
— Дай бог, дай бог, — покачал головой старик.
— А только, — думается мне, — все они из одного теста. Бес в их сидит.
«Пузыня номер два» — решил Терентьев и расхохотался. Вот уж не думал-то он, что в его светлой, чистой Лизе сидит «бес»! Надо непременно рассказать Лизе о Пузыне и о старичке — она от души посмеется.
Разговор, начатый, стариком и лейтенантом, разгорелся в вагоне, словно костер, в который подбросили сухого валежника. До самой темноты спорили о женщинах, рассказывали всякие истории и даже довели до слез молодую пассажирку, лежавшую на боковой полке. Пассажирка эта, сельская девушка, ехала в госпиталь, чтобы навестить раненого жениха, она совершила уже три утомительных пересадки, да пешком прошла семьдесят километров и было ей несказанно обидно слушать несправедливые мужские слова о девичьем легкомыслии.
— Стыдно вам… всех под одну гребенку стрижете, — сказала девушка и в голосе ее задрожали слезы. Слезы эти были приятны Терентьеву и рассеяли беспокойное настроение.
На рассвете лейтенанту под впечатлением слышанного приснилась обидная чепуха. Будто Лиза, под руку с игрушечным старичком, встречает его на вокзале; в руках у нее и у старичка розовые цветы. «Вот хорошо, — говорит Лиза, это мой муж. Пойдемте скорее в загс. Почему ты такой небритый, Максимка? И у тебя даже нет ни одного ордена!»
Терентьев проснулся весь в поту, но тут же стал смеяться над своим глупым сном. В вагоне было уже светло. Посмеиваясь, он оглядел и даже ласково погладил свои два ордена и медаль «За оборону Сталинграда». Потом он с удовольствием провел ладонью по щекам — они были гладкие, в пути он тщательно брился.
Пассажиры еще спали. Старик смешно похрапывал, словно кудахтал. А девушка, ехавшая в госпиталь, улыбалась и что-то шептала во сне. Шаль, которой девушка укрылась на ночь, упала на пол. Терентьев спрыгнул с полки, поднял шаль и нежно укутал девушке ноги. Потом вышел на площадку, распахнул дверь и, подставив лицо свежему утреннему ветру, крикнул озорно, как мальчишка:
— Доброе утро, Лиза!
Лейтенант Терентьев, счастливый, взволнованный и красный от быстрой ходьбы, постучал в дверь знакомого деревянного домика и спросил дома ли Лиза.
— Лиза здесь больше не живет… Она в новом корпусе, напротив. У ней ребенок и ей хорошую комнату дали, — скороговоркой ответила незнакомая девочка, блеснув лукавыми глазами. Маленькая вострушка исчезла за дверью.
Дикая весть ошеломила лейтенанта.
— То-есть как это… ребенок? — пронеслось испуганно в мыслях Терентьева. Он покраснел, потом побледнел. Бросил чемодан на пол. «Глупая девченка… Она что-нибудь перепутала!.. Я спрашиваю Лизу Сергееву, Лизу, Лизу…» Он забарабанил кулаком по двери.
— В пятой квартире… в пятой, дяденька. Лиза Сергеева в пятой квартире живет, — скороговоркой ответила девочка, не открывая двери — должно быть испугалась громкого стука.
Терентьев сел на ступеньку лестницы. «Вот как, — растерянно подумал он, стирая ладонью пот со лба, — вот тебе и Лиза Сергеева…». Тупая боль пронзила сердце — словно кто-то ударил булыжником в грудь. И на мгновение увидел он загадочно усмехающееся лицо наводчика Пузыни и грустный взгляд вагонного старика.
Терентьев вскочил «Что же это? Что же это такое, товарищи?» — чуть не крикнул да. У него задрожали губы и от обиды и ярости. И уже срывались с уст страшные слова. Но тут же он опомнился, резко остановил себя и стал успокаивать: «Глупости, ерунда… Напутала дура-девченка… И я дурак… этого не может быть. Понятно? Пойду в пятую квартиру и все будет ясно».
Дверь пятой квартиры нового корпуса открыла старая женщина.
— Мамаш… — задыхаясь от волнения, спросил Терентьев, — Лиза… Сергеева здесь проживает?
— Здесь, милый, здесь, — ответила женщина, — входите пожалуйста. — Голос у старушки был приветливый, взгляд доброжелательный и это успокоило Терентьева.
— Дома она? — спросил он кротко.
— Нет, милый, нет, выходная она нынче… В консультацию с ребеночком пошла… Да вы обождите, — хлопотливо добавила старушка, заметив, что лейтенант пятится к двери. — Она сию минуту придет, купать будет, воду велела нагреть…