Сейчас Сириус смотрел на неё и думал, что Сохатый поступил неправильно, решив отступиться от неё. Мысли о том, что неправильно поступил сам Сириус, принявшись ухаживать за девушкой, больше пяти лет нравившейся его лучшему другу, парень старался от себя отгонять. В конце концов, сердцу ведь не прикажешь, а Лили Эванс стоила любых подвигов и лишений.Думая об этом, Блэк снова слегка улыбнулся.
Лили сильнее обхватывает его за поясницу, прижимается ближе, а у Сириуса сердце в груди делает кульбит. Так сердце у него не трепетало даже в девять, когда он впервые влюбился, — по крайней мере, ему так кажется. В этот короткий миг он осознает, что, возможно, никого и никогда не любил так сильно, как Лили, ни к кому так сильно не привязывался. И эти мысли оказываются настолько тёплыми и согревающими, что Блэк сам невольно подтягивает девушку к себе ближе, удобнее устраивая руку у неё на талии.
С Лили хорошо и уютно, и не только сейчас, всегда. Создаётся впечатление, будто от девушки исходит какая-то невероятная энергия, такая нежная и трепетная, способная привести в чувство каждого человека, — магла или волшебника, — который столкнётся с Лили и для которого она откроет своё сердце. А он, Сириус Блэк, главное разочарование своей матушки и позор отца, не стоящий даже ногтя всеми обожаемого Регулуса, получил доступ к её сердцу безлимитный, постоянный, и теперь греется в его лечебных лучах всё время, растворяясь в этой чрезмерной для него любви.
Хотя, может быть, именно это Сириусу и было нужно?
Может, всё это время единственным, в чём он нуждался, была любовь? Не та любовь, какая была у него с Мародёрами — Джеймсом, Римусом, Питером, — там была любовь братская, та самая, которой многие годы делился с ним Регулус и которая испарилась в тот день, когда Сириус попал на Гриффиндор. Эта была и не та любовь, которой его одаривала каждая девочка Хогвартса во времена учёбы. Любовь Лили была другой — нежной, искренней, настоящей. Это была такая любовь, которая насыщала его, наполняла, позволяла просыпаться по утрам с новыми силами, мыслями, планами, та любовь, которая заставляла понимать, что помимо Мародёров в мире есть хотя бы один человек, которому он был нужен. Хотя бы один человек, который будет его ждать.
Солнечный луч начинал медленно ползти по постели, а открытая форточка наполняла маленькую комнату шумом начинающей просыпаться улицы. Люди переговаривались, направляясь на работу или по своим делам, птицы щебетали, заливаясь звонкими трелями — нарастающий гул стремительно проникал в их маленькое убежище, нарушая царивший покой и заставляя просыпаться. Улица просыпалась. Лили поморщилась и что-то промычала во сне. Солнечные лучики играли на её лице, светя в глаза.
— Пора вставать, да? — она не открывает глаз и не поднимает головы, продолжая сонно бормотать куда-то Сириусу в шею, а у него от одного только звука её голоса по всему телу бегут мурашки. Крупный такой табун, заставляющий просыпаться лучше любого холодного душа и приятно растекающийся по всему телу.
Блэк снова довольно скалится, ведь ему, согретому утренним солнцем и теплом Лили, совершенно не хочется никуда идти. Он принимается перебирать её волосы, которые при определённом освещении словно горят огнём, почему-то затянув с ответом. Он на самом деле даже не уверен в том, что ответ ей нужен.
— Мы можем провести здесь весь день, ma chère, — Сириус невесомо целует её в макушку, а Лили тихо смеётся, слегка приподнимаясь на локтях, чтобы нависнуть над Блэком и заглянуть ему в глаза.
— Опять ты за своё! Сколько раз просила не говорить со мной на своём французском, Сириус! — он довольно улыбается, осматривая её. Растрёпанные рыжие волосы, невероятные зелёные глаза, теплая улыбка. И сползшая с плеча лямка ночной рубашки. Сириус сглатывает. Её шутливо сведённые брови и весь наигранно-боевой настрой веселят. И возбуждают. Но Лили он об этом не скажет.
— Как скажешь, Душа моя! — Лили начинает тихо смеяться, утыкаясь Сириусу в плечо, от чего тот вздрагивает, тихо посмеиваясь с ней в унисон и начиная зацеловывать её лицо и волосы, насколько вообще это возможно, учитывая их не самую удобную позу, вдыхая её запах. От Лили всегда пахло чем-то цветочно-сладким и карамелью. Сириусу это нравилось просто невероятно.
Иногда ему казалось, что только от одного присутствия Лили, от одного её взгляда в его сторону, у него срывает крышу. В груди разрастается что-то тёплое и приятное, что-то, дарующее силы и внушающее уверенность. Он всесилен и пуленепробиваем, потому что в его жизни есть солнечный лучик по имени Лили Эванс, которая, сама того не замечая, даёт ему силы жить и двигаться дальше. Ради неё.
Не прекращая смеяться, девушка слегка выпутывается из объятий Блэка, упираясь ладонями в его грудь и смотря пытливо-внимательно. Гуляющий по комнате солнечный луч освещает её лицо с зацелованными губами, растянутыми в лёгкой улыбке, подсвечивает волосы медным огнём и заставляет глаза светиться крышесносной тёмной зеленью. Сириус засматривается. Красивая.
Парень приподнимается на локтях, тянется к Эванс за ещё одним поцелуем, сцепив собственные руки в замок на её талии, словно без этого простого действия она может испариться. Лили, всё ещё сонная, даже не сопротивляется, прижимаясь к парню немного ближе, и совсем не жалуясь на его колющуюся щетину. Растрёпанные рыжие волосы щекочут Сириусу нос.
Рядом с ней Сириус Блэк, гроза всех уличных кошек их района, становится мягким и податливым, тактильным и любвеобильным. Он требует ласки и внимания к своей персоне, словно капризный ребёнок, иногда совсем не обращая внимания на то, что Лили может быть занята своими делами. Но не сейчас. Сейчас она только его.
Девушка даже не пытается делать вид, что не замечает, с каким обожанием он на неё смотрит, какой восторг зажигается в серых глазах. Каждый раз, глядя на неё, Сириус подвисает на пару секунд, медленно приходя в себя и украдкой облизывая губы. Лили это видит. Лили это нравится.
Сложно сказать, сколько ещё времени они проводят в постели. Летнее солнце начинает припекать, всё сильнее вырастая из-за крыш соседних домов, а измявшиеся простыни кажутся самым лучшим и надёжным местом на свете. Сириус окончательно подминает девушку под себя, по-собственнически устроив голову на девичьем плече и крепко прижимаясь к хрупкой женской фигуре, слушая её размеренное дыхание и сердцебиение. Это успокаивает. Ему хорошо.
В конце концов, Лили просыпается окончательно, начинает ворочаться в тёплых, родных объятиях, заставляя и Сириуса разлепить, наконец, глаза и встать с постели. Он ворчит, из последних сил цепляется за тонкие запястья Эванс, оставляя на руках невесомые поцелуи и стараясь утянуть девушку в очередные объятия, позволившие бы провести в кровати хотя бы несколько лишних минут. Вместе. Но Эванс кажется непреклонной, отсмеиваясь и шутливо ударяя его в грудь, всё-таки выкарабкивается из постели, начиная переодеваться и закалывать волосы.
Блэк растягивается на постели, внимательно наблюдая за каждым её движением, вглядываясь в тонкие, всё ещё красноватые шрамы на боку, которые остались после последней стычки с Пожирателями в Косом Переулке. Лили красивая. С одной стороны, такая нежная и хрупка, но с другой — сильная духом и всегда готовая прийти на помощь. Именно это в ней всегда его и восхищало. И пусть тело Лили будет покрыто хоть сотней, тысячей шрамов, которых она будет стесняться, Сириус не станет любить её меньше. Никогда.
Девушка усмехается, замечая взгляд Сириуса на себе, несильно толкает его в ногу и уходит на кухню, призывая парня идти следом. Он наигранно-трагично вздыхает, делая вид, что один только подъём с кровати даётся ему с огромной силой, но всё-таки сонно плетётся за Лили, даже не думая накинуть на себя хотя бы халат.
Кухня залита светом так же сильно, как и спальня. Когда Сириус останавливается в дверном проёме, Лили уже ставит на плиту чайник. Всё её движения лёгкие, отточенные и совершенно магловские, без малейшего намёка на волшебство. Парень снова ловит себя на мысли, что смотрит на неё слишком пристально, а девушка, замечая его, замершего в дверях в немом восхищении, начинает звонко смеяться, невольно смущаясь, как маленькая школьница.