Рядом с Сириусом Лили легко и правильно. Рядом с ним её охватывает неописуемое ощущение безопасности. Его объятия крепкие, но не лишены нежности и ласки, он всегда знает, как успокоить и что сказать. Сейчас ей кажется, что рядом с собой она не смогла бы представить ни одного другого парня, просто потому что иначе быть никак не может. Словно Сириус Блэк и Лили Эванс с самого рождения какой-то невидимой нитью связаны, судьбы их друг с другом переплетены без возможности расплестись.
Чайник начинает свистеть, разрушая утренние тишину и идиллию, которые наполняли кухню до этого. Лили ставит на стол две чашки свежесваренного кофе, пар от которого вьётся к потолку едва заметной дымкой, и упаковку с вафлями. Сириус обнимает её со спины и утыкается в шею, с молчаливым восторгом вдыхая пряный запах карамели. Влюблённый дурень.
Казалось, стоять вот так, прижимаясь друг к другу в маленькой кухоньке тихого магловского района и ни о чём постороннем не думать, можно целую вечность. Приятную, тянущуюся невероятно долго и пропитанную гелем для душа Лили и одеколоном Сириуса. Вот только их маленькую бесконечность приходится прервать стуком в стекло. На подоконнике сидит большая сова. Сириус старается игнорировать подступившую к горлу панику и впускает сову в кухню, отвязывая от её лапки небольшой свёрток пергамента.
— Что там? — Лили стоит у него за плечом, слегка наклоняясь вперёд, чтобы заглянуть в пергамент. Когда девушка прижимается к его спине, Сириус чувствует, как в волнении колотится её сердце, но из его собственной груди вырывается вздох облегчения.
— Это от Лунатика. Обещает заглянуть вечером.
Лили тихо выдыхает, присаживаясь на стул и обхватывая ладонями одну из чашек кофе, позволяя себе лёгкую, расслабленную улыбку.
— А Джеймс не заглянет? — это звучит точно так же непринуждённо, как и следовало. Это звучит правильно. Потому что Джеймс Поттер достаточно перерос влюблённость в Лили Эванс, чтобы они оба могли двигаться дальше, без неприятного тянущего ощущения вспоминая друг о друге, и даже радуясь встречам. Сириус пожимает плечами, задорно улыбаясь.
Сейчас они были вдвоём, рядом друг с другом, влюблены и совершенно счастливы. И в целом свете ничего не волновало их сильнее этого.
========== Фатальное предопределение (Harry Potter; Регулус/Марлин) ==========
Дождь настойчиво стучит по крышам, выбивая своими каплями незамысловатую барабанную дробь, мотив которой не становится понятен, даже если остановить и прислушаться. Люди вокруг — хмурые и задумчивые, спешат куда-то по своим делам, носятся из стороны в сторону, даже не оглядываясь на других прохожих и повсеместно трансгрессируя. Стройная женская фигура только сильнее кутается в чёрную мантию, больше похожую на магловское пальто, и прибавляет шаг.
Вообще, Марлин такую погоду не любила. Её раздражали грязь и слякоть, раздражал влажный воздух, от которого её нестройные светлые кудри закручивались только сильнее. МакКиннон больше по душе приходился тёплый ветерок и яркое солнце, мажущее по коже своими согревающими лучами. Но выбора у неё не было. Вернее, желание встретиться с определённым человеком перечёркивало любое чувство дискомфорта, которое девушка испытывала, выходя на улицу в такую непогоду.
Эти встречи давно уже стали своеобразной, но очень приятной традицией — из раза в раз они встречаются в грязном переулке, такие разные, совершенно друг на друга не похожие, дискутируют каждый о своём мировоззрении, иногда сбиваясь на невнятный шепот, полный трепетных признаний в любви. Казалось бы, разве их может что-то связывать — но они настолько отчаянно возвращаются друг к другу, словно в целом мире для каждого их них не существует больше ничего.
Мимо пробегает стайка шумных, радостно верещащих мальчишек, довольно скачущих по лужам и грязи. Один из мальчишек разгоняется и прыгает прямо в лужу, тут же уносясь со своими друзьями вглубь улицы и не замечая адресованную им ругань. Она замечает несколько грязных капель, долетевших до её мантии, но даже не думает применять заклинание, чтобы их очистить, только смотрит на мальчишек без осуждения, провожая взглядом их маленькие фигурки, и лишь ощущает приятное тепло, разливающееся где-то в груди. Когда-то и она была такой.
Уже через несколько минут перед ней открывается тёмная, глубокая арка, в которую Марлин тут же ныряет, не раздумывая ни секунды. Непроглядная темнота становится её спутником всего на несколько секунд, после чего девичьему взору открывается небольшой, но довольно ухоженный дворик. Он спрятан от посторонних глаз и не привлекает лишнего внимания, так что в нём можно было встречаться, не опасаясь быть замеченными. К тому же, каким-то образом (а может, и благодаря особым чарам), здесь никогда не было сыро.
Великий Мерлин, знала бы его дражайшая матушка, где и с кем он встречается вечерами — пришла бы в ужас.
Тем временем девушка осматривает себя с ног до головы, покружившись на месте, и поправляет волосы слегка подрагивающими от холода руками.
— Выглядишь прекрасно, — она вздрагивает от тихого голоса, раздавшегося за спиной, и тут же оборачивается. Из тёмного угла дворика появляется высокая фигура, точно так же, как и она, одетая в чёрную мантию, — как и всегда.
Она улыбается слегка стыдливо, так по-детски заливаясь румянцем, словно никогда до этого не слышала от него комплиментов. Парень подходит ближе, преодолевая расстояние между ними в несколько больших шагов, и аккуратно берёт за руку. Поглаживает большим пальцем костяшки пальцев, оставляя поцелуй на тыльной стороне ладони, — жест, уже до боли привычный им обоим, но всё ещё галантный и чересчур приятный. Он смотрит в глаза напротив с такой теплотой и нежностью, что у девушки подкашиваются ноги. Марлин не хотелось бы себе в этом признаваться, но от подобных жестов и слов сердце у неё в груди каждый раз трепещет, как в первый.
— Я рад, что ты пришла, — тихо говорит он, кажется, надеясь, что она не сможет разобрать этого шепота, потонувшего в гуле улице, которая всё ещё находится в каких-то нескольких метрах от их крошечного мирка. Но МакКиннон прекрасно слышит каждое слово, — Боялся, что передумаешь.
Девушка подходит ближе, так, что расстояние между ними сокращается до какого-то незначительного одного-единственного шага, и проводит свободной ладонью по его бледной щеке. От одного взгляда в серые глаза напротив — мороз по коже, перебивающий своей силой любую промозглую непогоду, но такой приятный и согревающий, что в этом ощущении хочется раствориться без остатка.
— Разве я могла, Реджи? — девушка улыбается, и от её улыбки становится даже теплее, чем от солнца, которое она так любит. Он поддаётся какому-то невиданному, душевному порыву, и прижимается к её ладони губами, вторую при этом сжимая чуть крепче и переплетая пальцы.
Только Марлин имела право так уродливо коверкать его имя, для остальных он — Регулус Арктурус Блэк, единственным наследник благороднейшего и древнейшего рода. Этот титул, впервые произнесённый его матушкой, тошнотворно горчил на языке, но парень ничего не мог с этим поделать. А сейчас, в темноте пустого и не известного никому двора, он мог позволить себе сбросить эту чёртову оболочку, мог позволить себе прикасаться к любимой девушке и не чувствовать вины за то, что полюбил именно её.
Потому что для того, чтобы услышать, какая Марлин МакКиннон ужасная для него партия, не нужно было даже зарекаться об их встречах, это и так было понятно.
Она проводит узкой ладонью по его волосам, от чего Регулус вздрагивает и словно цепляется за неё крепче. Видимо, девушка здорово пугается перемены, произошедшей на его лице, поэтому принимается тихо бормотать какие-то банальные, утешительные слова, которые Блэк даже не пытается разобрать, позволяя Марлин припасть к его груди, и сам заключая её в крепкие объятия.