Степан Михайлович Романов
О Люцифере, великом духе возмущения, „несознательности“, анархии и безначалия
„Под революциею народною... разумеем не регламентированное движение по западно классическому образцу-движение, которое, всегда останавливаясь перед собственностью и перед традициями общественных порядков так называемой цивилизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для замещения ее другого и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительною для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государственные традиции порядка и классы в России...
...Наше дело — страшное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение...”
Нечаев.
„ПОДЛОЙ ЧЕРНИ“
и
„ПОДОНКАМ ОБЩЕСТВА“ эту книгу посвящает автор.
Приходи ко мне голь непокрытая,
Спокон века бедою повитая,
Под забором в грязи нарожденная
И горячей слезой воспоенная!
Приходите ко мне голоштанники,
Побирушки, бродяги, карманники,
Потаскушки базарные, грязные,
В синяках, лишаях, безобразные!
Рвань базарная, вонью богатая,
Все отродье, в утробе проклятое,
Приходи ко мне незаконное
И судьбой — палачом заклейменное!
Приходите ко мне горемычные,
Ко кнуту, словно стадо, привычные!
Подымися, проснися, убожество:
Нужно войска мне многое множество...
Встань, проснися отребье народное!
Ополчимся мы в войско свободное,
Завоюем мы счастье и долюшку
Да широкую, вольную волюшку...
Я певец векового страдания!
Псалмопевец я ваш по призванию;
Я — твой брат, бессловесная тварь!
Я — поэт, я законный твой царь!
Песнь восстающего Люцифера.
(Стихи Ж. Ришпена.)
Диалектик обаятельный!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Грозный деятель в теории,
Беспощадный радикал,
Ты на улице истории
С полицейским избегал!..
Некрасов.
Ненасытные хищники и пошлые честолюбцы, все гении и пигмеи цезаризма, все жалкие хамы, лакеи и всякого рода народные вампиры и кровопийцы, вся эта человеческая мразь оживает и начинает шевелиться каждый раз, как только становятся воды мутней.
Благодаря им и, прежде всего, благодаря служителям культа партийного раболепства и этой трижды прославленной „сознательности“, мир задыхается в тисках деспотизма и стонет и будет, на радость исчадиям Каина, еще многие годы стонать. Мир был свидетелем того, как на свою же голову тупоголовые хамы освящали самые дикие проявления начальственного мракобесия, как проматывались миллионные состояния и шику задавали богатые „идеологи“ нищеты, отличавшиеся одним недостатком: излишней скромностью по вопросу о власти, свидетелем того, как внизу, в очагах глубокого невежества, копошились какие то черные, грязные, невозможного вида человеческие существа, бледные, еле передвигающие ноги; не люди, а тени людей, привидения. Голод, болезни и тяжелый изнурительный рабский труд сводили в могилу сотни тысяч и целые миллионы трудящихся; в притонах разврата дни и ночи стоял неописуемый шум, и „чернь преступная” ковала свои адские замыслы, и трепет и ужас наводили подонки общества на гордый, развратный Рим, живой угрозой стояли они перед всей обеспеченной сволочью.
Лились слезы; то были горькие слезы, по морщинистым лицам отцов и свежим личикам детей струились они. Народный Люцифер плакал всеми своими злобными, ужасными глазами.
Земля осталась и, кажется, надолго еще все той же долиной скорби и воздыханий.
На человечестве будет тяготеть по прежнему жестокое, незаслуженное им проклятие, которое только грудные младенцы и политические недоноски могут рассматривать, как явление сравнительно новое; — это социалдемократизм в мышлении, какое-то непонятное, чисто социалдемократическое чувство политического бессилия и социалдемократическая противоестественная страсть к дисциплине.