Свистом, гамом, неприличными кувырканьями и полной неспособностью воздержаться во время революционных маршировок от нарушающих стройность похода проявлений „несознательности“, они мешают марксистам в их муравьиной организационно-строительной работе. Они никогда не согласятся играть роль послушного теста в ваших руках, они не пойдут в ваши монастыри, они не рождены в ваших палестинах, они не продадут никому, решительно никому свою волю волюшку. Оказывают они свое содействие всякому, кто к ним придет, но с тем, чтоб предоставлено было им действовать по своему. А честолюбцев с централизаторскими замашками они также хладнокровно во время выборов прокатят на вороных, как хладнокровно в следующую же ночь дочиста ограбят буржуев. Молодцы, парнишки! пусть очищают Авгиевы конюшни-парламенты от всех неискренних врагов эксплуатируемых рабочих. И если не вполне удастся провалить вас, так пусть хотя бы наносят удар вашему самолюбию!
Продажные, бесполезные, по вашей же вине, в мирное время, они настоящие демоны во время революций. Когда буржуазные пономари бьют в набат в ужасе перед социальными пожарами, улицы и все перекрестки полны этими революционерами. Враги бесцельных маршировок в мирное время, они не щадят энергии, когда им импонируют революционные призывы и созданное ими же воинственное настроение, они не щадят никого и ничего, они авангард на манифестациях и застрельщики, когда начинается социальное кровопускание, они делают первые бреши в старые здания, они могильщики старого мира со всеми его доблестями и недостатками. Есть у них и великие грехи, но кто пред богом не грешен, пред вами не виноват?
Революция — понятие босяцкое. Босяки поэтому были и будут всегда верховодами разрушения, они исторические помощники для истинных революционеров. Что было бы, если б мы во время обратили внимание на них, организовывая на вполне товарищеских началах боевые дружины, шайки, команды и предоставили бы им объявлять города в ночном осадном положении, грабить, убивать, а днем устраивали бы драки, происшествия и злили бы вместе с детворой полицию. Манифестации превратились бы в невозможный хаос. Пусть шумят, кричат, свищут, гикают, хохочут, бросают каменья, пугают лошадей, играются ножами и кинжалами, грабят оружейные склады и пр. и пр. Власти растерялись бы совершенно и метались бы, как угорелые, в стороны. Но ударил ли кто нибудь палец о палец?
Боевые шайки ничего общего не будут иметь с чинно марширующими вашими отрядами. Среди босяков нельзя устраивать вспомогательных касс, профессиональных союзов и проч., но ведь в них никто и не нуждается. О централизме точно также не позволят завести речь: босяк первому зазнавшемуся честолюбцу, как Щедринский мальчик без штанов, скажет „на-тка выкуси!“. И по делом.
III
Великий кудесник открывает следующий саркофаг и показывает третью набальзамированную истину: крестьянин не может быть революционером. Египетские начертания ничего не разъяснят более, ибо они указывают на сравнительно младенческий период развития человеческой мысли.
Ортодоксы сущие мекленбург-ольденбургские историки. Они предпочтут одну пустую подробность из истории какого нибудь княжества самому яркому проявлению народного духа; их забавляют всегда театральные вещи: рукопожатия, речи, уставы, программы, обещания. Только потому они за эффектностью внешних событий проглядывают самую суть. Забывают, что до официальной версало-парижской революции было до 300 народных волнений. Забывают также все то, что вызвало крестьянскую реформу, крупный недостаток которой заключается и в том, что своими отрезками она дала возможность Ленину выкарабкаться из того незавидного положения, в котором он оказался после Полтавских и Харьковских событий.
Когда городские волнения, говорят они, доказывали революционность пролетариата, глубокое молчание со стороны крестьян в то же самое время ясно указывало на полное отсутствие в них чувства солидарности с рабочими. Но городские волнения доказывают лишь то, что агитация велась среди и ради городских рабочих, а крестьянские — среди и ради крестьян.
Да и странно было бы, чтоб крестьяне интересовались рабочими больше, чем последние ими; разве земледельческое население. составляющее огромное большинство всего русского народа, не имеет своих нужд и горя? С какой стати ему зря соваться туда, куда его не приглашали ни грамотные, ни безграмотные из вас, и когда слухи о ваших священнодействиях доходили до него через третьи и четвертые руки. Оставлять подавляющему большинству жен, детей и стариков и идти на встречу неуловимому, не приглашавшему его меньшинству — где это слыхано в истории?