Перед ним стояла девчонка в красном платье. Маленькая. Щуплая. Чудная. Лицо похоже на треугольник, основанием кверху. На лбу редкая чёлка, словно частый гребешок. Сзади вместо обычных девчачьих косичек — голый мальчишеский затылок. Глаза зелёные, как у кошки. Была бы ночь, они б, наверно, светились. На носу и щеках — веснушки, будто художник на девчонкино лицо стряхнул кисточку с коричневой краской.
Увидев её, Петька не удивился, только разозлился. Это была Ксюшка-врушка рыжая лягушка, которая жила в доме напротив Петькиного, и у них был общий двор.
Почему её звали рыжей лягушкой — непонятно. Фамилия у неё не лягушачья, а рыбья — Ершова. И рыжей она никогда не была. Зато врушкой звали её недаром. В этой маленькой девчонке было столько большого вранья, что прямо удивительно, где оно в ней помещалось.
Петька моментально схватил Ксюшку за руки, чуть повыше кистей, потому что знал, как здорово она умеет увёртываться. Ксюшка даже отскочить не успела.
Они глядели друг на друга исподлобья, будто собирались бодаться, и молчали.
— Будешь со спины подкрадываться? — спросил Петька грозно.
Ксюшка прищурилась, но ничего не ответила.
— Будешь клумбы разорять?
Ксюшка молчала. Петька ещё сильнее сжал её костлявые ручонки.
«И весу-то в ней во всей килограммов пять, не больше. Сейчас как крутану её над головой, как швырну, так до самой Волги долетит», — думает Петька.
А она молчит и прекрасно понимает, что весу-то в ней килограммов пять, не больше, и что Петька сейчас как крутанёт её, так она до самой Волги долетит. Но не вырывается. Просто глядит на него, не мигая, в упор. И всё.
И от этого взгляда Петька теряется.
— Дерись по-честному, — говорит он тихо и отпускает её руки.
Ксюшка отскакивает на безопасное расстояние и, наконец, выпаливает:
— Ага, сейчас! Так и жди! По-честному меня все лупят, а так я всех луплю и буду лупить за то, что вы… такие…
— Ах, будешь? — взорвался Петька, схватил сосновую ветку, с хрустом сломал её и замахнулся на Ксюшку.
Что-что, а удирать Ксюшка-врушка умела. У неё были ноги очень длинные. Ни один мальчишка не мог её догнать, когда она убегала, даже выдающийся спринтер класса Гришка Садоводов.
Петька знал это, и всё-таки помчался за ней, но вскоре остановился. Бежать было бесполезно.
Ксюшка ещё немного пробежала и тоже остановилась. Скорчила Петьке рожу, показала язык, выкрикнула:
— Борода, борода, ты откуда и куда? — и скрылась в молодом соснячке.
Петька ничего не понял, схватился за подбородок: там торчали хвойные иголки.
«Ну погоди, конопатая! Попадись только, покажу тебе бороду!» — заворчал про себя Петька и пошёл. Идёт, сосновой веткой по ногам хлещет, а сам думает: «Хорошо из ребят никого не было, когда я на животе лежал. Если б Олег увидел…»
Петьку даже в жар бросило, рубашка к спине прилипла при этой мысли. Может, все ребята уже на пристани? Петька прибавил шагу. Вон и ведёрко его под сосенкой. А на ней Присмотрись с Разглядикой стоят. Обрадовался Петька, весело замахал им веткой. Заулыбался.
Но зелёные человечки были грустными. Присмотрись укоризненно смотрел на Петьку, а Разглядика чуть не плакала.
— Что с вами? — заволновался Петька.
Брат с сестрой ничего не ответили, повернулись к нему спиной и исчезли, будто растворились в зелёной хвое.
И тут Петька увидел: у сосенки безобразным обрубком торчит ветка. Задранная кожа повисла рыжими лохмотьями. Дерево сгибается, дрожит с головы до ног, как в лихорадке, будто у него высокая температура. К нему склоняются другие деревья, машут, машут над больным местом, наверно, хотят создать ветер. Ведь если дуешь на рану, то кажется, что не так сильно болит.
И вдруг мысль пронзила Петьку: «Это же я искалечил деревце! Теперь ему ничем не поможешь. Не исправишь. Как ни приставляй ветку — не прирастёт».
Сразу всё померкло вокруг, будто тучи закрыли солнце. Всё стало скучным, неинтересным. Даже ведёрко, полное грибов, не радует. Петька нехотя шагнул к нему и чуть не наступил на Ксюшкину косынку. Подумал: «Если б не эта лягушка, всё хорошо было бы». Отшвырнул косынку ногой, а она никак не отшвыривается, всё рядом падает. Поднял, смял в кулаке, но как только разжал пальцы — косынка пружинисто развернулась. Упрямая, как сама Ксюшка. «Всё равно переломлю, — решил Петька и энергично сунул скомканную косынку в карман. — Попробуй-ка развернись теперь».