***
Наверное, он был заразен. Иначе не объяснить, почему все в экскурсионной группе, в которую их с Гермионой включили, ходили с такими кислыми минами и тоже молчали. Даже гид, мужчина с багровым овальным лицом, который производил впечатление человека от природы жизнерадостного, говорил с ними резко, стремительно проносился по комнатам, выдавая по коротенькому рассказу о каждой и отказываясь отвечать на вопросы.
Когда Гермиона подняла руку в третий раз, Снейп глянул на неё искоса. Гид проигнорировал её, и она со вздохом опустила руку.
— Что-то странное творится, — прошептал Снейп, как только они отстали от группы. Они шли вдвоём гуськом по узкому коридору, и старые половицы под их ногами ужасно громко скрипели.
— Мне холодно, — опять пожаловалась Гермиона, плотнее прижимая воротник к шее. Руки у неё покраснели, кожа на костяшках нескольких пальцев потрескалась.
— Кажется, я бывал здесь раньше, — сказал Снейп.
— Вспомнили? — прошептала Гермиона. — Когда?
— Не знаю. Просто место кажется… знакомым.
Гермиона помолчала, обдумывая что-то.
— По-моему, — сказала она, — я понимаю, что вы имеете в виду.
Снейп последовал за группой в гостиную. Целых три минуты он пытался вникнуть в скучные факты, стремительным потоком изрыгаемые гидом, и только потом заметил, что Гермионы рядом нет. В гостиной находились только он сам, пятеро других участников экскурсии и гид, с угрюмым видом стоявший под хрустальной люстрой. В отсутствие электрического освещения семь лиц были видны только благодаря мерцанию свечей в настенных светильниках, отражающемуся в хрустале, окнах и зеркале над камином.
— Гермиона? — шепнул Снейп в темноту за спиной. Изо рта вырвалось в холодный воздух облачко пара. Прошла ещё секунда, сердце его билось всё чаще, ладони начали потеть, хотя оставались холодными, а кончики пальцев были ледяными. — Гермиона? — позвал он опять, уже громче.
Он думал, что гид немедленно сделает ему замечание, но вся группа вдруг притихла. Все сгрудились вокруг Снейпа, дрожа и смотря, как плывёт и исчезает во тьму выдыхаемый ими воздух.
— Я… — осекся гид и издал вдруг звук, страшно похожий на сдавленный всхлип.
«У меня была подруга, — рассказывала Гермиона, когда они ехали на поезде в лес Дина — теперь казалось, будто это было много лет назад. — В лечебнице. Она пыталась покончить с собой. Молодая ещё… может быть, даже младше меня. Я спросила её: каково это — жить с такой депрессией, что жить не хочется? А ещё спросила, насколько вообще справедливы расхожие фразы, ну, знаете, как часто говорят: «чёрный пёс депрессии», «чернее тучи» и тому подобное». Гермиона улыбнулась и отогнула страницу в своей записной книжке, ту самую, с огромной чёрной кляксой, бесформенной и призрачной, так ожесточённо начерканной на бумаге, что за ней не было видно линовки. Снейпу пришлось осторожно поставить локоть на столик, чтобы заслонить дневник от посторонних взглядов. «Она ответила, — продолжала Гермиона, — что депрессия — никакой не пёс. Это вообще не животное. Это такая сущность. Она как агрессивный хулиган-задира — подскочит вдруг, обхватит так крепко, что не продохнуть. И начинается паника, потому что воздуха не хватает, ты просто хочешь освободиться, немедленно, любым способом. И пока ты во власти этой гадины, думать невозможно ни о чём: сердце словно перестало биться, а внутренности расплавились и превратились в вязкую слизь. Думать получается только о самом худшем, что есть и было в твоей жизни, о том, что ты никогда не был счастлив и никогда не будешь. Депрессия — это такая сволочная приятельница Смерти». Гермиона опять улыбнулась — в изгибе губ её притаилась грусть. «Коварная тварь».
Почему он сейчас вдруг вспомнил об этом разговоре? Сейчас, когда опустился холод, свет мерцал, а Гермиона будто испарилась в воздухе. Сейчас, когда все молчали, словно объятые ужасом, в ожидании чего-то.
В его голове всплыл другой разговор, другая картинка: Гермиона сидит по-турецки на своей кровати в пансионате, его матрас прижат к её матрасу. Она улыбалась ему — она ему часто улыбалась. Она будто копила эти улыбки всю жизнь и вытащила на свет божий, только чтобы свести его с ума. Снейп по пальцам одной руки мог сосчитать, сколько человек за всю его жизнь смотрели на него с такой теплотой, и даже не загнул бы все пять. И Гермиона одна из них или была одной из них, а теперь её нет, и так холодно…
— Отопление отказало, — неожиданно для себя самого произнёс Снейп. Он поддел ногтем уголок наклейки Национального фонда, благодарный за это доказательство существования Гермионы, которая прилепила эту наклейку ему на пальто, прижимая ладонь к его груди. — Сбой в электросистемах. Боюсь, из соображений безопасности нам придётся попросить всех проследовать к ближайшему выходу. Проходим организованно.
— А вы кто? — спросил гид, резко вынырнув из своей хандры. Его лицо снова лишилось своей природной дружелюбности, круглые щёки пылали красным в свете свечей.
— Обслуживающий персонал. — Ложь Снейпа была очевидна, но людям либо было плевать, либо не терпелось уйти, поскольку вся группа, кроме него, вскоре покинула комнату, и он мог наконец крикнуть громко: «Гермиона?»
Его шаги отдавались эхом в просторной комнате. Все двадцать стульев были пусты. Деревянная столешница, стулья, каминная полка горели отражённым светом свечей. На секунду Снейпу показалось, что он периферийным зрением заметил отражение в центре стола: зелёная вспышка, пара глаз, сначала полных ужаса, затем пустых. Внутри у него всё перевернулось.
— Гер-ми-о-на? — позвал он снова, выдавливая её имя по слогам.
Раздался хлопок, шарканье ног, усталое «Северус, я…», а потом молчание. Повернувшись, Снейп обнаружил, что у двери, через которую прошла экскурсионная группа, стоит Гермиона: негнущиеся руки по швам, лицо в тени, в линзах очков пляшут огоньки свечей.
— Где вы были? — спросил Снейп.
Становилось ещё холоднее. Его дыхание словно приставало к губам кристалликами, замерзая на отрастающей щетине, которую он не мог сбрить уже несколько дней. Снейпа опять замутило, и в гостиной стало темнее, будто одна за другой стали гаснуть свечи.
— Гермиона? — ему показалось, что он сказал это вслух, но губы не шевельнулись.
Гермиона всё равно не услышала бы — испустив пронзительный вопль, она рухнула на пол, сотрясаясь и подёргиваясь всем телом.
***
Гермиона очнулась в закрытом кафе. Она сидела в кресле, а на столе перед ней стремительно остывала чашка чая — досадно, Северус просил горячий какао, но его проигнорировали. Он стащил у кассы плитку шоколада, но теперь за ним наблюдали. Он терпеливо ждал и ломал шоколад на кусочки прямо в фольге — один кусочек незаметно бросил Гермионе в чай, пока та тупо смотрела сначала на чашку и блюдце, затем на гида, проверявшего свой телефон и явно раздумывающего, сколько времени дать ей на то, чтобы прийти в себя, и когда ему можно будет уехать домой.
— Что случилось? — произнесла Гермиона, переводя взгляд с чая, на потолок, с потолка на свои руки, будто впервые их видела.
— В больницу нужно? — слишком громко сказал гид, и она вздрогнула.
— Нет. — Она коснулась трясущейся рукой лба и сделала резкий вдох. — Всё нормально.
— У неё бывают припадки, — опять соврал Снейп. — На этот раз ничего серьёзного. С ней всё будет нормально.
Гермиона недоуменно посмотрела на него.
— Мы закрываемся через пять минут. — Гид опять проверил свой телефон, и Снейп мог бы поклясться, что слышит его мысли: «Четыре минуты».
— Мы быстро, — успокоил его Снейп.
Гермиона продела палец в изящную фарфоровую ручку чашки.
— Что случилось? — повторила она.
— Вам нужен врач? — шепнул Снейп, чтобы гид не слышал.
— Нет.
Дважды расплескав чай, она наконец исхитрилась твёрдо ухватить и поднести чашку к губам без инцидентов. Сделав глоток, она скорчила гримасу: «Сладкий».
Снейп, теребящий под столом шоколад, с удовлетворением заметил, что руки у Гермионы перестали трястись.