Выбрать главу

…В сентябре 1918 г. Кедров, назначенный председателем Чрезвычайной комиссии по разгрузке товарных составов на московских станциях, еженедельно ходил отчитываться к В. И. Ленину. Однажды в конце беседы Ленин внезапно спросил:

— А вы продолжаете заниматься музыкой?

— Немного, да и то после часу ночи.

— Хотелось бы мне вас послушать, — сказал Владимир Ильич…

М. С. Кедров, С. И. Гусев, П. А. Красиков, Инесса Арманд. Друзья Ленина. Товарищи по борьбе, они делили с ним горький хлеб эмиграции, тяготы борьбы. Революция была их призванием, они творили ее, шли неустанно к ее победе через этапы, ссылки, изгнание. Им помогала музыка.

Удивительные это были люди! Обладатели разнообразнейших знаний, знатоки и пропагандисты марксизма, теоретики революции и одновременно се практики, отчаянные храбрецы. Люди беспредельной честности, высокой морали… Молодые, влюбленные в жизнь, они готовы были каждую минуту пожертвовать ее ради дола.

Они останутся в памяти нынешнего и грядущих поколений как вечно молодые рыцари революции.

Музыкальная жизнь,

1970, № 6, с. 1–2

Е. А. Волкова. ВСЕ БОГАТСТВО ДУШИ — ЛЮДЯМ

Знают ли жители города Кашина, что в их небольшом и тихом городке жил и работал врачом военного госпиталя в 1916 г. революционер-большевик, борец революции Кедров Михаил Сергеевич?

Знакомство мое с Кедровым произошло зимой 1911 г. в Москве в семье Ж. Ю. Дидрикиль, племянница которой была замужем за ним. В один из вечеров у Жозефины Юрьевны собрались подруги ее дочери по курсам, пришли и Кедровы, Михаил Сергеевич и его жена Ольга Августовна с тремя детьми, из которых старшему было семь лет. Гостей собралось порядочно. Разговоры велись о работе на курсах, на политические темы. М. С. Кедров много играл на пианино, шутил, но на политические темы говорил мало и о текущих событиях высказывался сдержанно.

После ухода гостей Дидрикиль рассказала мне, что Михаил Сергеевич за революционную деятельность подвергся суду по статьям 129 и 102, сулившим каторжные работы, но был заключен в «Кресты», где отбыл одиночное заключение. Теперь освобожден, но находится под надзором царской охранки.

В начале 1914 г. от моей хорошей знакомой Евгении Александровны Дидрикиль я получила предложение поехать вместе с ней на летние каникулы в Швейцарию, в семью Кедровых. Я с радостью дала согласие, и мы стали готовиться к нашему заграничному путешествию. Поговаривали глухо о войне, но разговоры эти не остановили нашего намерения. В начале июня мы с заграничными паспортами и с билетами отправились из Риги в Берлин. Там мы пробыли сутки, осмотрели, что успели, а затем с билетами до Берна пересекли Южную Германию, проехали в Базель и очень скоро оказались в Берне, где были радушно встречены. После отдыха отправились на промышленную выставку, бегло осмотрели ее и поспешили на поезд в Лозанну, куда и приехали через два часа, ночью. Нас встретили Кедровы.

На другой же день мы начали знакомиться со Швейцарией. Начали с Женевского озера, к которому пришли всем обществом. В ближних прогулках с нами ходили и дети. Они уже знали много интересных мест, были неутомимы и своей смелостью при лазании по отвесным скалам часто — с непривычки — пугали нас. Но потом мы привыкли и больше не удерживали их.

Михаил Сергеевич занимался с детьми, двух старших сыновей готовил в русскую школу. Старший — Бонифатий — уже учился во французской школе, а в свободное время много играл на пианино, с увлечением исполнял Шопена, Шуберта и русскую классическую музыку.

Всей семьей мы ездили еще раз в Берн на выставку и на осмотр города, любовались Монбланом, были в Монтрэ, осмотрели Шильон, подземелье, где 7 лет томился Бонивар. Время шло быстро, и мы уже планировали возвращение в Россию другим маршрутом. И вдруг…

2 августа мы с Евгенией Александровной отправились на одну из лесных горных площадок, где было небольшое озеро с удивительного цвета бирюзовой водой. Экскурсия совершалась пешком, было очень интересно. Примерно за километр от дома нас встретила чета Кедровых, лица их были тревожные. Они сообщили нам, что объявлена война… Сразу мы почувствовали себя отрезанными, отдаленными от родины. Померкла красота серебряных вершин Альп и голубых озер. Швейцария вдруг стала чужой, холодной.

«Ну что же, — утешали нас Кедровы, — будете жить с нами: мы ведь не поедем теперь, если бы и можно было: мы вернемся в обновленную Россию, а война должна ускорить это событие».

Было морально тяжело переживать первые вести с войны, известия о жертвах во Франции. Газет из России уже не поступало. Русские, застигнутые войной, толпились в консульстве: обсуждались возможные маршруты отправки домой. В конце августа было объявлено, что в Геную в ближайшие дни прибывает трансатлантический пароход «Курск», которому дано задание вывезти всех экскурсантов.