«Предупреждение! После снятия очков, на вашем счету останется критически низкое число. Если отметка достигнет 5 очков, вам назначат штраф. Желаете ли продолжить?»
Глава третья «Первое наказание и встреча»
Глава третья
«Первое наказание и встреча»
Можно ли считать афоризм приговором?
Да, по отношению к автору.
© Станислав Ежи Лец
Да вы что, издеваетесь? Плевать на штрафы, тут человека спасать нужно! Мысленно матерясь на чем свет стоит, я принялась сверлить гневным взглядом кнопочку с положительным ответом. Наконец, спустя пару секунд, в голове прозвучали уже знакомые фанфары, а механический голос поздравил с успешным снятием печати. Ничего себе, я даже не успела заметить! Но раз теперь руки у нас фигурально развязаны, мешкать нельзя.
Зажмурившись изо всех сил, я постаралась ощутить то самое хваленое тепло в груди. Сначала это напоминало блуждание в пустой темной комнате, когда кого-то преследуешь, но удается ловить только пустоту. Однако толи чрезвычайная ситуация выступила в роли пинка, толи на руку сыграла моя одаренность главной героини – но скоро я почувствовала тепло чар в районе солнечного сплетения. Дальше мне оставалось только от всего сердца пожелать исцеления Силико, что не составило труда.
Комнату мгновенно заполнило мягкое сияние, источником которого послужила я. Белоснежный свет, подобно легкому туману, окутал Силико плотным коконом, скрывая его от испуганных взглядов. Кахо, стоящая ближе всех к моим чарам, исцеляющим мальчика, осторожно коснулась сияющего дыма. Но тут же она удивленно отдернула руку, почувствовав тепло и легкое покалывание. Словно придя в себя, девушка завертела головой, в поисках первопричины происходящего. Конечно же, ее взгляд остановился на мне, сияющей как лампочка новогодней гирлянды.
Но разобрать эмоции на лице Кахо мне помешал неожиданно заговоривший механический голос и всплывшая табличка с циферблатом.
«Количество ваших очков достигло критически низкой отметки. Вам назначается наказание десятой ступени. Открытие Штрафной Зоны через 9, 8, 7, 6…»
Перед глазами все поплыло, дыхание резко сковало, и я провалилась в темноту под монотонный отсчет.
Со всех сторон меня окружала непроглядная темнота. Не было ни верха, ни низа, даже собственное тело я не ощущала. На ум тут же пришло слово, подходящее лучше всего для описания этого мирка – пустота. Здесь ничего нет, даже мое существование невольно ставится под сомнение. Что я сейчас такое? Душа? Призрак? Отблеск сознания?
―Открой мне свой главный страх,- неожиданно прошелестел голос совсем рядом, словно кто-то стоял прямо за мной. ―Открой его и позволь же мне вдоволь насладиться твоим отчаянием и болью.
Я захотела узнать, кто со мной говорит, но не смогла открыть рта. Его просто не было. Единственное, что мне позволялось делать в этом странном мирке – думать. Неожиданно впереди забрезжил слабый свет, словно пробивавшийся из-под закрытой двери. Чувствуя, что мне непременно нужно попасть туда, я побежала, даже не замечая, как обретаю материальность. Рука уверенно, словно делала это десятки раз, нащупала в темноте гладкую дверную ручку. Опустив ее, я осторожно открыла створку и попала в маленькую уютную комнатку.
Настольная лампа со стареньким абажуром едва освещала небольшое помещение. Золотистый свет вырисовывал в полумраке очертания дивана, круглого столика, кресла-качалки и нескольких шкафов, под завязку забитых книгами. Ступив на потертый местами ковер, я почувствовала болезненное щемление в груди, и как зашлось сердце. Эта комната знакома мне до мельчайших подробностей, ведь раньше она принадлежала моей бабушке. До того, как она умерла… Сморгнув слезы, я быстро развернулась и уже собралась выйти, как за спиной раздался сухой кашель и дрожащий женский голос произнес:
―Почему ты снова уходишь, бросая меня? Рита, за что я заслужила такую жесткость? Скажи мне, что я сделала не так. Ответь, из-за кого я умерла!
Нет, этого не может быть, не может. Все тело сотрясало от крупной дрожи, по спине пробежали холодные капельки пота, а во рту разом все пересохло. Больно сглотнув, я медленно повернулась всем телом, молясь не увидеть ту, чей голос раздался в резко опустевшей комнате. В обветшавшем кресле сидела сухонькая старушка в строгом брючном костюме. Подслеповатые глаза на бледном лице неотрывно следят за каждым моим движением.