Взобравшись на вершину самого высокого холма, мы разбили импровизированный лагерь. Отсюда открывался прекрасный обзор на окружающие долины. На короткий момент я попытался представить себя и остальных со стороны, как если бы на нас смотрели издалека - четыре темные фигуры, расхаживают по линии горизонта на фоне прозрачного небосвода с редкими, больше похожими на дым облаками. Иногда мне нравилось совершать подобные мысленные упражнения. Бывает полезно взглянуть на ситуацию с иного ракурса.
- Гм, отсюда он выглядит еще более угнетающим, вам не кажется? – Спросил Оскар, слегка приподняв руку на уровень груди он указал пальцем в восточном направлении.
Конечно же, Картежник имел ввиду Город.
Оплот тайн и кошмаров гротескной волной нависал над Челленджером, видимый даже слишком хорошо, вплоть до некоторых отдельных зданий поистине циклопических размеров, и объектов… иного рода. Не стоило этому удивляться, благодаря неизвестному физическому явлению Город искажал пространство вокруг себя, его было видно из любой точки Интерзоны и фронтира в любое время суток. В поселении дома частично скрывали этого левиафана, выводя на периферию зрения, здесь же он лежал как на ладони, во всей своей дьявольской красе.
Ближе к Городу небо меняло цвет, постепенно темнея, от оттенков заката к абсолютной черноте космоса, сразу две луны висело посреди этой холодной пустоты. Край одной из них, той, что находилась выше, был расколот, застывшие обломки парили рядом. Интересно, что изнутри их не увидеть, над каждым фрагментом свое небо.
Я не находил вид Города угнетающим, если честно, меня он скорее восхищал, в какой-то степени даже манил своей непостижимостью. Левиафан был загадкой, которую хотелось разгадать. Возможно, все дело в моем прошлом, дают о себе знать старые привычки, многое я тогда повидал, чего обычные люди и представить себе не в силах. Даже Жан и Оскар, не говоря уж об Эрихе.
Рука сама машинально хлопнула по карману штанов, однако правило есть правило – сигареты остались в Интерзоне.
- Наверное, примерно с такого ракурса Дюпон рисовал последнюю в своей жизни картину, - задумчиво произнес Жан.
- А ведь и верно! – оживился Картежник, – по крайней мере, произошло все определенно на Челленджере.
Честно, я был немного удивлен, что об этом заговорил первым именно француз. Мне казалось, он всегда сосредоточен только на деле и больше ни на чем.
- Еще одна местная gespenstergeschichte – история о призраках - ja? – поинтересовался Гот. – Звучит знакомо.
- Для тех, кто подзабыл, - начал Оскар, устраиваясь поудобнее на камне, - хочу напомнить, господа, Дюпон был без преувеличения гениальным художником, чьи картины отличались крайним реализмом, он не упускал ни одной даже самой малейшей детали в своих работах. Как считают некоторые, именно эта черта его и сгубила. Однако, я забегаю немного вперед. Так вот, в Интерзоне он объявился в возрасте, кажется, двадцати семи лет, имея при себе холсты, краски и по слухам приличную сумму в местном банке.
- Предприимчивый парень - кивнул Эрих.
- Несомненно. Видите ли, Дюпон горел идеей открыть через свои картины Интерзону для всего мира. Показать без прикрас местный быт, жизнь, и смерть.
- Чего, чего, а последнего тут хватает, - согласился я, - с этим у него точно проблем не возникло.
- Так что же все-таки случилось? – Не терпелось Готу.
Оскар вздохнул, хорошую историю он ценил не меньше карт и выпивки.
- Если коротко, - произнесено это было с легким оттенком неодобрения, - Дюпон работал страстно, как и полагается истинному творцу, даже на еду прерывался крайне неохотно. За год он практически завершил «Лица Интерзоны», - так называлась коллекция, - не доставало всего одной картины, чтобы поставить точку. Ею должно было стать изображение Города. Так что, однажды Дюпон взял все необходимое, в том числе переносной телескоп, чтобы не пропустить ничего важного, увековечить Город до последнего камня так сказать, нанял несколько человек для охраны, затем отправился на Плато. Картиной он занимался дня четыре, и все это время не покидал Челленджера ни на минуту. Трагичная развязка наступила, когда он рисовал окно одного из зданий, изучая его через оптику. Из картины внезапно высунулась огромная, мерзкая рука, она сдавила Дюпона вокруг туловища, - Картежник экспрессивно скрючил пальцы, подражая описываемому жесту, - да так, что хруст костей слышен был на милю, не меньше, а в следующую секунду лапа утащила художника внутрь собственного творения. Прямо в то злополучное окно. Так-то.