Выбрать главу

Перебирая и отбрасывая объяснения, от совершенно невероятных к более естественным, Лейта пришла к простейшему. Сам-Знаю-Кто просто возвращал ей всё, что был вынужден снять с её тела для помещения в медкапсулу. Ни больше, ни меньше.

Достроить этот жест чем-то рационально-утилитарным… не получалось. Никак.

И вот тогда-то сквозь пелену привычного донёсся первый, ещё тихий, но чистый звон.

Вторым таким, более громким, стал вопрос, является ли кремация как часть погребального обряда приемлемой для Ассур и вассалов. Каковы вообще их обычаи на сей счёт? Лейта тогда сказала (самую малость излишне поспешно), что конкретного обычая не существует, привычно умолчав о… многом. Ну а Сам-Знаю-Кто не стал продолжать тему.

Просто спустя два дня, после длительных отлучек, соорудил лифт. И пригласил её спуститься.

Вот, кстати, тоже чёрточка. Ему самому никакой лифт со всей очевидностью не требовался; вопреки зримой массивности и кажущейся неуклюжести своей магомеханической брони, он лазил вверх и вниз по стволу ходарру с ловкостью белки или даже паука, просачиваясь сквозь узковатое отверстие в платформе у самого ствола так, будто состоял из жидкости. Если он при этом сумел поднять наверх раненую Лейту, то уж как-нибудь сладил бы и со спуском её выздоровевшей. Но когда пришло время — не стал хватать её в охапку, как груз, или заставлять карабкаться по нарочно воплощённым скобам-ступеням. Нет.

Он выбрал более хлопотный для себя лично, но максимально удобный для них обоих, безопасный, щадящий её не блестящие физические способности способ.

И чуть позже, когда они спустились, заметил, как вязнут в покрове опада её походные сапожки. Но ничего не сказал — тогда. Просто потом, очевидно, потратив время на расчёты сочетаемости материалов и комплекса чар, создал парящую платформу. Для неё. Просто чтобы подарить ей несколько часов ранее невиданного комфорта передвижения.

И огненное погребение, которое он устроил для Варса и Онтафаша… погребение, достойное героев былых эпох, а не… и тот походя воплощённый экран, ничего не скрывающий, но защищающий от жара… и доверенное ей оружие — боевой посох… и…

Звон сквозь пелену привычного стал подобен гулу чародейских механизмов — тех чудесных машин, что, как она читала, отбивают астрономическое время и тем самым позволяют навигаторам на громадах судов океанского класса определять долготу даже за много дней пути от любых берегов. Эти сигналы, могучие, издалека различимые теми, кто способен настроиться на нужную резонансную частоту — они звучат не для кого-то одного. Они звучат для всех, кто может слышать и воспринимать.

Лейта могла. И уже не искала тайного мотива за действиями Сам-Знаю-Кто. Позволила себе просто наслаждаться этой небрежной в щедрости заботой, как солнечным светом и свежестью ветра.

Да, долго это не продлится. Да, вскоре она вернётся к родне. И к… привычным делам. (Наверно, её выдадут новой группе вассалов, менее успешных, потому что и она уже не юный бутон). Да, это не отменяет и не ставит под сомнение долг. Да, да, да…

Но можно ведь немного оттаять? Хоть до поры? Не показывая этого снаружи, само собой.

…и забыть про улавливающую и передающую звук клипсу. Ещё один небрежный дар.

Признаться, перед последним броском к лагерю, когда Сам-Знаю-Кто прятал в грузовой отсек боевые артефакты и трофейное копьё, и ещё на протяжении следующих долго тянущихся минут на подходах и в самом лагере она несколько раз чуть не набиралась дерзости попросить его забрать клипсу — и несколько раз замыкала уста. Ведь если бы он захотел, то сам напомнил о клипсе, и она бы немедля вернула её. А раз он не хочет, то таков его план, вполне невинный. Что плохого, если у разговора о нём же появится дополнительный, совсем-не-посторонний свидетель? Это же нельзя назвать противоречием интересам рода. Разговор не должен коснуться ничего тайного. Это же не какое-то там предательство

А потом хранитель-Советник замкнул сферу приватности, и возможность передумать осталась в прошлом. Безвозвратно. Осталось лишь стараться направлять доклад так, чтобы попутно не всплыло ничего секретного. И чтобы ненароком не навредить никому.